Хозяйка сердца - [5]

Одри с трудом встала на ноги и, отряхивая юбку, смущенно отметила, что мокрая ткань облепила бедра. Она как могла стряхнула песчинки и выпрямилась.

— Вы правы, я… — Почувствовав, как спазмом свело горло, она откашлялась и сделала еще одну попытку: — Я и в самом деле слишком много плакала. Но теперь со мной все в порядке.

Теперь Одри не сомневалась: перед ней действительно Джон Олтман. В ее памяти он остался парнем с обольстительной улыбкой и масляным раздевающим взглядом. Нет, это она уже напридумывала позже — не могла двенадцатилетняя девочка мыслить такими категориями. Да, конечно, образ ловеласа создавался в ее воображении годами — в силу определенных обстоятельств.

Десять лет… Сколько времени прошло! Так что же я все-таки помню? Крутой изгиб бровей на красивом, даже породистом лице, стройную фигуру и исходящую от Джона ауру мужественности и в то же время чувственности? Да, все это не забылось. Джон словно сошел с рекламного плаката. Сейчас солнце било ему прямо в лицо, высветляя зеленые глаза, бронзовые скулы и густую шевелюру цвета воронова крыла.

Он совершенно не походил на развратника, этакого злодея-любовника. На самом деле Джон мил — хотя бы внешне — и действительно красив.

— Честное слово, я прекрасно себя чувствую, — продолжала бодриться Одри, но запнулась, смутившись направленного на нее пристального взгляда. — Вы правы, я вела себя глупо.

— Ничего подобного я не говорил, — мягко возразил Джон, даже не пытаясь встать с колен. — Разбитое сердце страдает — что же здесь глупого?

Она нахмурилась. Все-таки неприятно, когда тебя видят насквозь и кто-то становится свидетелем того, как боль разрывает твое сердце на мелкие кусочки. Одри отвернулась.

Солнце медленно поднималось к зениту, и под его лучами пейзаж менялся буквально на глазах, обретая яркие краски. Сияющая бирюзой рябь залива сливалась на горизонте с голубовато-золотистым небом. Изумрудные, кремовые и розовые ракушки, словно конфетти, усеивали пляж.

Буйство красок своим совершенством вызывало у девушки беспокойство. Всего было чересчур, как и в Джоне Олтмане. Но ведь Джон для нее — подозреваемый номер один. Всегда ли он был так мил, обходителен и неотразим? Неужели память могла подвести ее?

Одри принялась старательно приглаживать растопыренной пятерней взлохмаченные ветром волосы; затем постаралась стереть следы слез, дорожки которых остались на лице, но испачканные в песке пальцы оставили на щеках лишь красные следы.

— Понятия не имею, что на меня нашло, — уже смелее заговорила она. Ей отчаянно хотелось, чтобы Джон перестал изучающе смотреть на нее. — Обычно мне не свойственно… такое настроение.

— Неужели? — Поднявшись наконец, Джон вырос рядом с ней, и Одри невольно попятилась. Он был таким высоким, таким мужественным… и, черт возьми, таким располагающим к откровению.

— А может, стоило поплакать?

Девушка растерялась.

— Нет… То есть… В общем, у меня нет в этом необходимости. Я умею контролировать себя.

— Ах вот как? — Он вскинул брови. — Значит, есть что контролировать?

Одри удивилась проницательности собеседника и явному пренебрежению неписаными правилами, по которым строится случайный разговор между незнакомыми людьми. Всегда ли он ведет себя так самоуверенно? Ну конечно! Воспоминание молнией полыхнуло в ее голове. Это тот самый человек!

Ни о ком Эстер не говорила так часто, как о Джоне. Он не только самый красивый, уверяла она, но и самый опасный. А вот на вопрос, чего ради ей хочется иметь дело с таким человеком, сестра только заливалась смехом.

В один прекрасный день, обидевшись, что ее считают ребенком и замечают, только если хотят попросить куда-то сбегать и кого-то найти, двенадцатилетняя Одри отправилась гулять. Вооружившись створкой раковины, она самозабвенно копала в песке канавки, когда рядом неожиданно шлепнулся Джон Олтман.

Она помнит, с каким удивлением встретила его внимание. Джон всегда был приветлив с ней, давая понять, что знает, каково приходится ребенку, которого все поучают, поддразнивают или просто не видят в упор. Вот и в тог раз Джон посмотрел на нее с оттенком жалости и сказал:

— Ты же понимаешь, у тебя все впереди.

Девочка насупилась, инстинктивно не принимая даже намека на сочувствие.

— Что впереди?

— Ты вырастешь, — улыбнулся он, — и ребята будут считать тебя хорошенькой.

Девочка была поражена и, не найдя, что ответить, изумленно вытаращилась на Джона, словно тот извлек кролика из шляпы. Не проронив больше ни слова, он отошел и вскоре присоединился к компании молодых людей, которые вечно крутились вокруг Эстер.

Одри была слишком наивна, чтобы отнестись к его словам, как они того заслуживали, то есть как к дежурной светской болтовне, и возгордилась. Джон прекрасно разбирался в психологии юных особ, и те верили, что он читает их мысли. Другие ребята просто вешали девушкам лапшу на уши, а этот умел играть на тайных струнах их сердец. Подходы были разными, но игра оставалась неизменной.

Ныне же, когда Одри минуло двадцать два года, она все прекрасно понимала. Видимо, за десять лет Джон довел искусство флирта до совершенства, тем более что она предоставила ему все козыри. Когда видишь женщину, плачущую на морском берегу, считай, что у тебя на руках три туза. Можно легко завязать разговор, сказать пару сочувственных слов и быстренько познакомиться. Только на этот раз Одри уже не была наивной девчушкой.