Хозяйка розового замка - [91]

Потом я брела по широкой холодной аллее, спотыкаясь на каждом шагу. Я говорила сама с собой, бормотала что-то, словно была в бреду. Когда посреди дороги оказалось что-то темное и длинное, я не сразу поняла, что это. Потом рассеянно пригляделась и судорожно зажала себе рот рукой.

Это был труп капитана, который командовал солдатами, пригнанными в Белые Липы. Он лежал теперь с перерезанным горлом — тот самый человек, который всего сутки назад бранился и называл Александра преступником и негодяем.

Я оглянулась вокруг и поняла, почему эта аллея кажется такой холодной и пустынной.

Липы уже не цвели. Время цветения давно миновало, а я до сих пор и не заметила этого. Снова наступала осень. А вместе с летом и теплом из Белых Лип уходило счастье, радость, любовь. Уходила сама жизнь.

ГЛАВА ШЕСТАЯ ВНЕ ЗАКОНА

1

Праздник Рождества 1796 года обещал быть печальным.

Ну, а если не печальным, то омраченным. Сейчас, за два дня до праздника, уже все было готово: во второй раз украшена елка — дань традициям, наконец-то пришедшим в Бретань, в доме повсюду сияли свечи, все комнаты приведены в порядок и украшены. Совсем недавно снег слегка припорошил Белые Липы и теперь мягким белым свечением рассеивал мрак зимней ночи Иногда, выглянув в окно, можно было заметить на чистом белом снегу силуэт настороженного лося. В эту зиму даже волки осмеливались приближаться к замку.

Они словно чувствовали, что здесь нет хозяина, что его заменяю я и что такая замена не приносит мне большой радости Порой мне казалось — я совсем одинока. Жан, Шарль и Ренцо были в коллеже, Аврора — в монастыре. Оставались только близняшки. Но они, честно говоря, любили не сидеть со мной, а кататься на замерзшем пруду Люк возил их в маленьких санках, они смеялись и не хотели идти в дом даже тогда, когда носики у них становились красными, как малина.

Я спустилась по парадной лестнице и повернула вправо, намереваясь идти в белую столовую, но возглас Маргариты остановил меня.

— И все-таки, мадам, какой торт готовить к Рождеству, — миндальный, фруктовый или шоколадный?

Я обернулась и, устало улыбаясь, ответила:

— Можно все три, Маргарита. Не забудь только про мороженое — Жанно его очень любит.

Завтра я собиралась ехать в Ренн, чтобы забрать мальчиков на Рождество и каникулы.

Маргарита подошла ближе и пытливо вглядывалась в мое лицо.

— Что это с вами, милочка? Бледны вы что-то.

Я покачала головой.

— А вы ничего от меня не скрываете, мадам?

— Нет, уверяю тебя, со мной все в порядке.

Я вошла в столовую и села к столу. Здесь был приятный полумрак, чуть подсвеченный белым тоном обстановки, сверканием фарфора и светом нескольких свечей. Я знала, что к ужину сегодня никто, кроме меня и Поля Алэна, не выйдет. Старики — Анна Элоиза и герцог — были больны. Ну, а близняшкам еще не полагалось бывать за взрослым столом.

Поэтому я ждала только Поля Алэна.

За те три месяца, с тех пор, как уехал Александр, Поль Алэн и я очень подружились. Иногда мне даже казалось, что он мой родной брат. Без него я, пожалуй, совсем отчаялась бы. Его деятельность, энергия, мужество — все это поддерживало меня, заставляло высоко держать голову. И все же порой мне становилось невыносимо — как, например, сейчас.

Ждать Поля Алэна пришлось долго. Я сама не заметила, как вяло съела свой ужин. Ужин моего деверя остывал на столе, но мне не хотелось звать прислугу и просить его подогреть. Мне было так тяжело, что я предпочитала, чтобы меня никто не видел. Более трех месяцев Александра не было в Белых Липах. Известия из Лондона приходили редко, еще реже я получала надежды из Парижа на то, что обстановка изменится и герцог дю Шатлэ перестанет считаться преступником. Теперь меня в моем одиночестве не утешало даже то открытие, которое я сделала еще в октябре.

Вот уже три месяца я была беременна. Та последняя наша встреча оказалась более чудесной, чем все предыдущие, и, убедившись в этом, я была вне себя от радости. Ведь это словно подарок, Божье благословение, призванное меня утешить. Будто в подтверждение этого нынешнее мое состояние не доставляло мне ровно никаких хлопот. Меня даже не тошнило. Кроме некоторых несомненных признаков, я совсем не ощущала того, что беременна. Напротив, весь октябрь, да и ноябрь я прожила словно на крыльях счастья.

Ребенок… Именно то, о чем я мечтала, — дитя любви, наше общее дитя, такое желанное и долгожданное. Я полюбила его еще тогда, когда не было даже надежды на него, полюбила еще на Корфу. На этот раз меня даже не интересовало, девочка это будет или мальчик. Лишь бы ребенок… Вероятно, эта радость, переполнявшая меня до краев, стала причиной того, что я совершенно была избавлена от недомоганий. Я ела, ходила, даже ездила верхом, не чувствуя при этом ни малейших неудобств.

Но с тех пор, как в Белые Липы пришла зима, как начались затяжные зимние дожди с мокрым снегом, я затосковала. С каждым днем ребенок утешал меня все меньше и меньше. Чем больше нежности я чувствовала к нему, чем нетерпеливее ждала и просила поскорее расти, тем сильнее и болезненнее меня пронзало ощущение одиночества. Какие-то новые его оттенки… Прежде, когда я ждала Жана или близняшек, я, честно говоря, в присутствии их отцов не очень-то и нуждалась. Но сейчас все иначе. Это было осуществление нашего общего с Александром желания, но Александра не было рядом, и я очень ясно понимала, что счастье свершения от этого уменьшается сразу вдвое.