Хозяйка розового замка - [30]

— Я даже убила кое-кого, — призналась я.

— Об этом я тоже слышал. Правда, ваше обращение с пистолетом нельзя назвать безупречным.

Он намекал на случай с Белланже, и я пожала плечами.

— Надеюсь, до подобного уже никогда не дойдет!

— Я тоже надеюсь. Но у меня для вас есть еще кое-что.

«Кое-что» — это был дамский карабин английского образца: короткий приклад и на ложе бархатная подушечка.

— Сделан в лондонских мастерских Ментона, Сюзанна. Я его нарочно для вас выбрал.

— Зачем мне еще это, если есть пистолеты?

— Из карабина легче и быстрее можно выстрелить. Кроме того, он будет служить для устрашения наших противников.

— И мне придется все время его таскать за собой?

— Он легкий. Вы привыкнете. И не дуйтесь, моя дорогая: требуется чем-то пожертвовать, чтобы путешествовать так, как вы хотите. Нельзя получать нечто за ничто — это вы знаете?

— Знаю, — проворчала я. — И все-таки…

Во дворе я увидела парочку отличных гнедых лошадей, и поняла, что приготовления идут полным ходом. Вечером отбыли в Венецию Люк, Гариб и Эжени, и мы провели нашу последнюю ночь в опустевшей Вилле-под-Оливами.

На рассвете 1 апреля, когда выпало много росы, а над темным силуэтом грозного Везувия еще только показывалось солнце, мы были уже почти готовы к отъезду. Александр во дворе занимался лошадьми, а я в некоторой растерянности стояла над ворохом мужской одежды, не зная, с чего бы начать.

Начала я с рубашки, светлой рубашки из мадрасского хлопка — ее купил герцог в Неаполе и утверждал, что именно эта ткань лучше всего подходит для того слегка безумного предприятия, которое мы задумали. Светлые брюки, настоящие военные лосины, которые носили теперь все мужчины, обтянули мои бедра так нескромно, что я поначалу даже слегка смутилась, не чувствуя, как обычно, целомудренного прикрытия в виде юбки, закрывающей ноги. Потом махнула на это рукой.

А что, я неплохо смотрюсь! Эти узкие брюки вовсе не мешают движениям. Я даже отважно расстегнула еще одну пуговку на рубашке и, натянув наконец серые сапоги из тонкой замши, снова взглянула на себя в зеркало. Что ж, пожалуй, во времена Жанны д’Арк за такой наряд меня сожгли бы на костре, но с тех пор многое изменилось. Я очень была похожа на стройного юношу. Я даже нашла, что если засучить рукава и дать коже немного подзагореть, то это будет совсем неплохо.

Я подняла волосы наверх, туго заколола их черепаховым гребнем и постаралась как можно более лихо надеть широкополую мягкую шляпу из белого фетра, высокая тулья которой была украшена алмазной пряжкой. Больше никаких украшений, если не считать обручального кольца, на мне не было.

Делом секунды было сунуть пистолет за пояс, взять карабин, к которому я только-только начинала привыкать, и выйти во двор.

Несмотря на ранний час, было уже очень тепло. Первый апрельский день обещал быть солнечным. Я увидела Александра: он приторочивал к седлу кожаные сумки с нужными нам вещами. Вещей было немного — мы ведь намеревались путешествовать по-спартански.

— Ну, как я вам нравлюсь? — спросила я.

Он окинул меня взглядом с головы до ног, в его синих глазах плясали лукавые искры.

— Вы так резко изменили свой облик, carissima, что я почти не узнаю вас.

— Да ну?

— Пожалуй, если вы будете дарить мне так много новизны… я буду обеспокоен мыслями не о поездке, а кое о чем другом.

— О чем же?

— О том, как изучить вас дальше, cara.

— Знаете, — проговорила я, — вы это очень хорошо придумали — называть меня так. Это восхитительно. Особенно сейчас, когда мы в Италии.

— Да? Ну, примерно так я и думал.

Мы выехали за ворота, и, пока спускались по белой крутой дороге с холма, лошади наши шли шагом. Уже оказавшись на тропинке близ берега, я слегка поторопила своего жеребца, а когда тропинка расширилась, я, все больше давая лошади шпоры, очень скоро пустила ее в полный карьер — настоящий бешеный бег, так чтобы теплый ветер свистел в ушах и можно было наслаждаться весенними ароматами, летящими прямо в лицо.

Александр, тактично не обгоняя меня, ехал рядом, и, ослепительно сверкая, проносилась мимо нас голубая кромка моря. А я была счастлива от того, что видела вокруг, от чистого неба, которое так безмятежно голубело над нами, от быстрой скачки, а главное — от того, что мой муж рядом со мной.

3

В Италию пришла весна.

Земля покрывалась цветами, благоухала, играла светлой зеленью. Кипарисы, раньше со свистом метавшиеся по ветру, стояли теперь прямые и гладкие, под легким плащом из зеленовато-белых шишечек. Всюду цвели восковые желтые крокусы, кучками выбивались среди корней деревьев, сбегали по откосам речных берегов; даже тысячелетние оливы украсились кистями мелких цветков, скромных и все же нарядных, как и подобает в их почтенном возрасте.

Да, уж это была весна так весна: все, казалось, дрожало и гудело от ее шагов, все живое откликалось на ее приход, — это узнавалось даже по блеску в темных влажных глазах деревенских девушек. В деревенских кофейнях, где мы, бывало, останавливались, даже вино словно бы потемнело и стало как-то хмельней.

Когда мы достигли Террачины, то есть через два дня после нашего отъезда, ночи стали такими теплыми, что мы уже не нуждались в крыше над головой. У нас были кожаные подушки и плащи, и этого было достаточно, чтобы мы превратились в полных отшельников. Случалось, мы целыми днями не видели людей и лишь изредка встречали одиноких рыбаков. Упрямо держась линии берега, мы наслаждались верховой ездой, весной, солнцем и морем.