Хозяйка розового замка - [176]

Я уже не чувствовала к Ле Пикару зла. Я лишь понимала, что моя дружба с ним навеки кончена. Он слишком жесток и непонятлив. Он оскорбил меня так, как еще никто не оскорблял.

Я вскинула голову. Взгляд моих глаз был ясен и холоден.

— Сударь, — сказала я очень спокойно. — Единственное, что может вас оправдать, — это ваша искренность.

— Я не нуждаюсь в оправданиях.

— Я тоже. Вы сейчас совершили большую, трагическую ошибку. К сожалению, ваш тон и ваше поведение совершенно исключают возможность каких-либо объяснений с моей стороны. Повторяю: вы глубоко ошиблись, когда сделали все эти выводы.

Мой голос, совершенно ровный и спокойный, без возмущения, дрожи и ненависти, похоже, подействовал более ошеломляюще, чем пощечина, которой Ле Пикар, без сомнения, заслуживал. Его взгляд оставался суровым, но в нем промелькнуло что-то похожее на сомнение.

— Что вы еще имеете мне сказать? — спросила я.

— Я требую, чтобы вы немедленно уехали из Парижа и прекратили всякие связи с Клавьером.

— Вы повторяетесь.

— Об истине нельзя сказать, что ее повторяют слишком часто.

— О лжи — тоже, сударь.

Помолчав, я добавила:

— Отъезд пока не входит в мои планы.

— Сударыня, — произнес граф угрожающе, — вы ставите меня перед необходимостью довести то, что я понял, до сведения Александра.

— Вы угрожаете мне?

— Я пытаюсь заставить вас сохранять хотя бы внешние приличия, если уж вы бесчестны внутренне!

Кровь прихлынула к моему лицу. На миг от возмущения я лишилась дара речи. Но мне удалось овладеть собой.

— Господин граф, — проговорила я спокойно, — я могу сказать вам лишь одно: если вы поведаете все эти измышления Александру и этим внесете смятение в нашу семейную жизнь, на вашей совести будет просто-таки преступление. Подумайте еще раз, прежде чем будете принимать решение.

— Вы что же, изображаете оскорбленную невинность?

— Я ничего не изображаю. Это вы явились в мой дом и изображаете судью.

— Вы отрицаете, что имели связь с Клавьером? Будьте любезны, объяснитесь.

Я заметила, что он начинает сомневаться. Но именно его колебания и возмутили меня больше всего. Надо же, не будучи полностью уверенным, он является сюда, оскорбляет, чего-то требует, осуждает, вносит смятение в мою душу, портит настроение на целую неделю! Да он просто мальчишка — сам не знает, что творит! Но черт бы побрал таких мальчишек!

— Я ничего не намерена объяснять такому глупцу, как вы! — вскричала я, не в силах сдержаться. — Вы сами должны были бы знать, что видимость не всегда отвечает сути! Мне неизвестно, какую напраслину возводят на Александра, но я…

— Да, потому что это действительно напраслина! Все эти слухи о леди Мелинде — ложь. Но вот в вашем случае я в этом совсем не уверен.

Меня нисколько не задели последние слова — я их просто не расслышала. Случайно вырвавшееся у Ле Пикара имя какой-то Мелинды поразило меня в самое сердце. Бледность разлилась по моему лицу.

— Ах вот как… — протянула я без всякого выражения. — Значит, есть некая леди у Александра в Англии?

— Это все ложь.

— О, без сомнения… Вы хорошо знаете, где ложь и где истина… — Гнев и ревность закипали во мне, я уже не могла сдерживаться. — Так как же вы осмеливаетесь обвинять меня? Ведь если у Александра есть леди, а у меня Клавьер — разве мы не квиты?!

— Черт побери, сударыня! — взревел он. — Вы самая бесстыдная женщина из всех, кого я знаю!

— Это еще ничего! Вы — самый глупый из всех известных мне мужчин, и это куда хуже!

Мы оба опустились уже до заурядного скандала, до личных оскорблений. Я знала, что мне это не идет. И была очень рада, когда граф, скрипя зубами, бросил на меня последний яростный взгляд и вышел, хлопнув дверью так, что задребезжали стекла в окнах.

Потрясенная, я опустилась на стул. Мысли мои путались. Я не знала, с чего начать обдумывать создавшееся положение. Наглое требование Ле Пикара уехать я не принимала в расчет. Я не настолько глупа, чтобы из-за нелепой выходки графа бросить все в тот самый миг, когда до успеха — рукой подать. Вот-вот Александр будет амнистирован. Только добившись удачи, я уеду.

Угрозы Ле Пикара рассказать обо всем герцогу меня тоже сейчас не беспокоили — возможно, потому, что я была слишком уязвлена иными известиями. Известиями о некой леди Мелинде. Я узнала об этом совершенно случайно. И, узнав, не сомневалась, что Александр изменил мне.

Подумать только, в то время когда я пытаюсь добиться у синих снисхождения для своего мужа, он ухаживает за англичанкой. Он вообще избрал для себя очаровательный образ жизни: несколько недель в году проводит с женой, остальное время он полностью свободен, он развлекается и наслаждается приятным обществом англичанок. И он даже не задумывается, каково мне было в Париже! Последние шесть месяцев я жила среди врагов. Я делала столько неприятных вещей, я шла на многие жертвы — ради него, ради Александра! Я была монахиней. Я почти потеряла свою женскую суть. И вот благодарность — в лице леди Мелинды.

Злые слезы душили меня. Задыхаясь от обиды, я дрожащими пальцами распечатала конверт от Талейрана, порвав при этом письмо. Какое-то время я тупо смотрела на строки, не понимая их смысла, буквы расплывались перед моими глазами. Потом слезы отступили и я смогла читать. Тон Талейрана даже как-то успокоил меня. Министр писал: