Хозяйка истории - [52]

Берн относится к числу немногих городов, по которым бродить можно вечно. Но не вечностью располагал я, а считанными часами. Между тем мне хотелось еще и еще, по возможности без гида и провожатых, предаваясь раздумьям, гулять и гулять, где гуляли когда-то великие люди, как бы мы ни толковали о Марксе теперь, или об Энгельсе, или, допустим, о Ленине, или хотя бы о несправедливо забытом Плеханове. Нарочно не называю художников, музыкантов, поэтов, их неповторимой аурой Берн пропитался до мозга костей, иначе бы он не был Берном!

Карл Юнг — разве он не был поэтом, художником? Разве не был писателем, не побоюсь этого слова? Только не спорьте, не надо спорить со мной!

Удивительно! Вопреки здравому смыслу в Берне хочется верить в реальность Штирлица! Нет, Штирлиц, конечно, вымышленный персонаж, и я был бы смешон, если бы утверждал обратное, да и фильм, насколько я помню, снимался в Риге.

Я вышел на набережную. Прелестнейший вид открывался моему невольному взору. Я стоял как вкопанный и любовался.

Вдруг я почувствовал своим затылком чужой взгляд на нем — на себе (ощущение не из самых приятных). Кто-то смотрел мне в затылок и смотрел на него пристально. Я не люблю этого, да и кто любит такое? Представьте, когда бы море, погруженное ночью в себя, умело чувствовать, понравился бы ему непрошеный луч прожектора, пускай даже ничуть не влияющий на структуру волнения морской поверхности? Читатель, если чутье у него достаточно развито, волен сам подобрать себе более точный образ, допускаю, что мой, только что приведенный, высокопарен с иной точки зрения. Но ведь это дело вкуса, не правда ли? Главное, чтобы дискомфорт моего состояния в тот момент, вот чего добиваюсь, был бы правильно донесен. И еще об одном замечаю: не вызов тревоги в душе считайте признаком зрелости интуиции, но подсказку себе самому, как правильно поступить.

Я не стал торопиться. Не желая допускать опрометчиво грубых движений, я решил сделать вид, что открытая мне панорама недостаточно широка, чтобы удовлетворить интерес любознательного туриста. Таким образом, корпус мой теперь мог оправданно пользоваться большей свободой, и я будто бы невзначай обернулся.

Нет, не пошлый какой-нибудь киллер стоял за спиной. Примерно в десяти ярдах от себя я увидел странную и статную женщину, презентабельную, сухощавую, немолодую, давно уже сильно немолодую, позволю себе уточнить. Следила ли она за мной? По-видимому, да — пока я перемещался в направлении к набережной, но не отвечу, как долго и с какого именно места.

Не смущаясь нисколько моей оглядкой, незнакомка продолжала дерзко смотреть на меня, не отводя взора, как бы развязывая руки мне для ответного всматривания. И манимый ее существом взгляд мой, к возрастающему удивлению моему, не переставал распознавать следы былой красоты на лице незнакомки, перестающей быть таковой: я ее узнавал. Узнавал и узнал.

— Ты ли это? — прошептал я невольно.

Она подошла ко мне и резким, наступательным движением, выдающим, однако, более неуверенность, чем решительность, протянула мне руку.

Я пожал эту руку своими двумя.

— Леночка… Ты?

— Меня зовут Элизабет, — услышано было мною.

3

— Елена Викторовна, это ты… — выдохнул я, еще сомневаясь.

— Элизабет, — повторила женщина до боли знакомым голосом. — Элизабет Стоун. Мой муж владеет фармацевтической компанией. У нас большой дом в Калифорнии. Я здесь случайно. По делам мужа…

— Муж? — вырвалось у меня неприятное слово. — Какой еще муж?

— Мой второй муж.

— Второй муж — это я!

— Мой здешний второй.

Она улыбнулась:

— Ну здравствуй, Подпругин.

— Подожди, Элен. Твой муж — это я! Второй и единственно законный. Как тебе не стыдно!.. Неужели ты могла выйти замуж при живом и здоровом муже?

Она опять улыбнулась:

— Подпругин, ты вдовец. Твоей Элен давно уже нет. Она умерла. Забудь ее.

— Что ты несешь, Элен?! Не разыгрывай меня! Боже! Так вот ты какая!..

— Я Элизабет, и у меня совсем другая жизнь. Совсем другая жизнь. Другая биография, понимаешь?

— Ты сделала пластическую операцию!

— Нет, никакой пластической операции я не делала.

— По-твоему, я слепой?

— Просто я постарела. Ты тоже изменился.

— Неправда! Я изменился, но несравненно меньше тебя, ибо ты, Элен, сделала пластическую операцию! Я что, не вижу? Кого ты хочешь обмануть? Меня?

— Подпругин, прекрати, пожалуйста. О чем ты?

В самом деле, здесь она была права. Как бы я ни был прав в остальном, но говорил я сейчас не о главном. Следовало взять себя в руки. Я достал сигареты, в Европе бросают курить, я когда-то тоже бросал и успешно, но потом закурил. И я закурил.

— Тебя украли? — спросил я как можно спокойнее. — Или ты сбежала сама?

Ей не понравился мой вопрос, потому что вопрос был прямой. Она желала, я понял, вести разговор по-другому.

— Вчера прочитала в газете, что приехала какая-то делегация, увидела твою фамилию и решила взглянуть на тебя… Я здесь совершенно случайно. Ты стал депутатом?

— Помощником депутата. Я в команде.

— По-прежнему активист?.. Энергичен, молодцеват… Падок на женщин?.. По-прежнему увлечен политикой?

— Политологией. И не только. Но ты не ответила: тебя украли или ты сбежала сама?