Хозяин с кифарой - [5]

Шрифт
Интервал

Но мы уже дошли до поворота дороги, ведущей прямо к вилле Максима Тулиана, и оба остановились, чтобы полюбоваться гротом — самым поэтичным местом в округе.

Он был расположен неподалеку от дороги; истекавший из него ручей впадал в небольшую заводь. По бокам грота красовались два бронзовых купидона с ковшами, как будто протягивавшими их бронзовой статуе Венеры, задумчиво любовавшейся своим отражением в воде. Очень удачно было то, что статуи были именно бронзовые, а не мраморные — бронза по цвету была в тон окружающим скалам, так что гармонировала с дикой природой. Автором этой скульптурной композиции был раб, по иронии судьбы названный царским именем Леонид, — красивый молодой грек, носивший длинные волосы. Хозяин хорошо его одевал и сажал с собой за стол — однако нас пригласили к нему после порки. Леонид не жаловался на хозяина и не объяснял, за что ему влетело. Он вообще никому никогда не жаловался на жизнь. Предыдущий пациент угостил нас виноградом, и Никандр хотел поделиться янтарными лозами с выпоротым скульптором, но тот в испуге мотнул головой: «Нет, спасибо, хозяин обо мне заботится, у меня все есть». И с остальными была та же история. Естественно, все жалели красивого и талантливого скульптора, угодившего в рабство к кутиле и гуляке, и ему часто предлагали подарки, но в ответ всегда звучало испуганное: «Нет, спасибо, хозяин обо мне заботится». Видимо, ему хозяин запретил принимать подарки от посторонних лиц. Наверно, он его ревновал. Как говорится, кого люблю, того и бью, кутилы и пустозвоны тоже бывают заворожены красотой… Вот бедняге и приходилось подчас носить на спине знаки хозяйской ревности… Бывает.

Но тут мы подошли к вилле Максима Тулиана. Вообще, вид у нее был запущенный. Видимо, после смерти единственного сына у отца опустились руки. В заборе не хватало досок, и краска на нем облупилась. Возле дома разгуливала коза, явно направлявшаяся в огород, а перед домом на клумбе с фиалками валялся на спине лохматый пес — видимо, ему по вкусу было нежиться на солнышке и наслаждаться ароматом цветов, хотя клумбы с фиалками, извините, никак не предназначены для собак.

Аристида нам не пришлось долго искать, поскольку из одного из окон раздавались громкие стоны. Мы вошли. Аристид лежал на простыне на кровати и громко стонал. Его спина была покрыта мокрым полотенцем. Еще не сняв этого полотенца, Никандр приказал мне подать ему флакон с травяной настойкой, которую в народе величают «эликсир вышиби дух». Я сам практикующий врач и не могу делиться профессиональными секретами, ибо не все мои конкуренты об этом рецепте знают, но замечу, что хотя многие знаменитые врачи нашли в действии его ингредиентов много целебных свойств, на мой взгляд, главный чудодейственный эффект — в горечи, такой, что сводит скулы, так что, вкусивши ее, пациент забывает обо всем на свете, кроме этой самой горечи. После первого глотка Аристид зажмурился и перестал стонать. Никандр снял с его спины мокрое полотенце, и мы увидели на ней немало ссадин.

Главную опасность при порке представляют внутренние кровоизлияния. Я уже знал, что их основными симптомами являются холодный пот и учащенный пульс. Никандр взял запястье Аристида и нащупал пульс.

— С пульсом все в порядке, — он отпустил руку Аристида и сказал с упреком: — Ну что ты стонешь, как баба, прямо!

— Болит… — простонал Аристид.

— Болит! — передразнил Никандр, приложив руку ко лбу пациента. — Ну, выпороли! Велика беда! Я был на войне, так не такие раны были, а настоящие, — когда пронзают тело или руку копьем насквозь, и не стонали. А ты прямо, как баба! Тьфу!

— Душа болит, — оживился Аристид, подперев рукой щеку. — Я грек; мы, греки, образованный народ, мы создали искусство и философию, у нас тонкий вкус, а невежественный римлянин может в любой момент бить меня как скотину плеткой!

Никандр отнял руку ото лба Аристида:

— Холодного пота нет, значит, нет внутренних кровоизлияний, можно считать, ты здоров, — и добавил: — Ну не так уж плохо относится к тебе хозяин, раз он вызвал врача, он же мне заплатит.

— За вызов ветеринара к скотине тоже платят, — усмехнулся Аристид с сарказмом.

Никандр тем временем приступил к обработке ссадин на широкой спине Аристида. Вначале он протирал их вином, которое я носил с собой в сумке. При попадании на ссадины вино щиплет. Аристид поморщился и застонал.

— Ну, будь мужчиной, — подбадривал его Никандр. — Я тоже раб, но не ною, а собираю хозяину выкуп, и половину, а именно двадцать тысяч сестерциев[10], уже собрал. И ты можешь заняться тем же самым.

Аристид мотнул головой и стал жаловаться, как трудно собрать выкуп, и в голосе его зазвучали какие-то бабьи нотки. И лицо у него было несколько женоподобное, хотя, в общем-то, красивое, — он как-то не возмужал для своего возраста, и двадцать с лишком лет продолжал оставаться «пылким юношей».

Никандр молча слушал, делая свое дело, но потом с укоризной заметил:

— Что же ты сам себя не ценишь, что не хочешь сам за себя собрать приличный выкуп? Вот мне хозяин назначил выкуп двадцать тысяч сестерциев. Но Диомед, глазной врач, получил свободу за тридцать тысяч, так что, увы, мне пришлось поднять ставку — теперь по уговору я собираю для хозяина сорок тысяч.


Рекомендуем почитать
Заслон

«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.


За Кубанью

Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.


В индейских прериях и тылах мятежников

Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.


Плащ еретика

Небольшой рассказ - предание о Джордано Бруно. .


Поход группы Дятлова. Первое документальное исследование причин гибели туристов

В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.


В тисках Бастилии

Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.