Хозяин Океана - [3]

Воспитателями Конана были непогода, кулак и меч, но он научился у них многому, по крайней мере, гораздо большему, чем иных учат уют, шелк и стилос. Разумеется, он не стал покорной фигурой в чужой игре. Рады были такому обстоятельству в Пуантене, Боссонии и Гандерланде или сожалели втайне о содеянном, но поворачивать было поздно. Конан Киммериец не только умел держать в руках власть — он для многих успел стать другом и вернул прежнюю цену этому слову, медленно, но верно становившемуся «варварским» понятием.

Как бы то ни было, Аквилония стала сильнее. Конан заставил всех не только говорить о себе, но и считаться с собой. За короля стояли пуантенское рыцарство, тарантийская знать, гандерландские бароны и боссонское приграничье. По слухам, Пелиас, величайший маг стран Заката — тоже симпатизировал новому монарху. Не имели ничего против короля купцы, его поддерживали военные, кроме того, на время была замирена беспокойная граница по Черной реке.

Оставаться в проигравших не желал никто. Не желали этого и Зингара с Аргосом. Игру в достоинство и независимость можно было вести луну-другую, может быть и год, но не более. Аквилония настаивала на союзе, Пуантен договорился с Аргосом, Зингара утешилась тем, что Аргосу придется хуже, если он будет вынужден считаться и с Тарантией, и с Кордавой, чем не считаться ни с кем.

И вот, с большими торжествами, шумом и помпой в Кордаву прибыл король Конан со свитой, послами, военачальниками, советниками и депутациями от купеческих гильдий. Туда же явились и послы от Аргоса, не обошлось и без митрианского духовенства, и в их присутствии первый договор между Зингарой и Аквилонией был заключен. Все напыщенно поздравляли друг друга, лицемерно уверяли в святости договора и кисло улыбались, но все касалось тех, кто что-то смыслил в политической ситуации. Для всех прочих придворных, баронов и в особенности для прекрасных дам прибытие великого посольства стало не более чем очередным грандиозным балом, ярмаркой женихов и невест и смотром наград, титулов и нарядов. В завершение церемонии цвет кордавского и тарантийского дворов в сопровождении представителей нескольких знатнейших семейств Мессантии, бывших при сем свидетелями и заложниками, погрузился на корабли и поутру, после буйной ночи с балом и маскарадом, отплыл в Аргос по Закатному океану, кой вскоре должен был узнать о том, что отныне становится личным водоемом тройственного морского союза.

Но то ли океан не изволил мириться с такой участью, то ли он восхотел вступить в договорные отношения на правах четвертой равноправной ной стороны, и подпись, поставленная им при помощи хвоста гигантской бури, оказалась столь витиеватой и длинной, что и конца не видать. Завершение этого так приятно начавшегося плавания представлялось туманным.

Опасаться приходилось не только враждебных берегов. В конце концов, близ побережья при желании можно было найти необитаемый островок с парой чахлых сосенок и маленьким родничком. Однако барахские пираты никаких договоров заключать не собирались, и законы для них писаны не были. На нефе меж тем боеспособных вооруженных воинов было не так много. Один пиратский корабль, а то и два, могли быть, конечно, отбиты, но против эскадры тихоходному и неповоротливому судну было не устоять. Конечно, в холодные воды пираты заходили редко, их корабли курсировали вдоль побережий Зингары, Аргоса, Шема и Стигии, но урагану-то ведь было все равно! И если королевский неф забросило в эти негостеприимные широты, то и пиратские корабли могли быть с легкостью отнесены сюда же.

Но пусть кто-то и мучился догадками, а король Конан был не из таких. Море — он знал это не понаслышке — всегда оказывалось гораздо более многообразно и удивительно, чем думал о нем человек. Доверив управление судном капитану и команде, поскольку непосредственная угроза для жизни и здоровья миновала, король проводил время на верхней палубе.

— Позволь побеспокоить тебя, мой король, — раздался сзади знакомый голос.

Времена скитаний прошли. Королю следовало обзавестись людьми, на которых можно положиться, людьми, которые чем-то обязаны ему, но в то же время король тоже должен быть обязан им — только тогда в окружении монарха будут друзья, а не лизоблюды и клевреты.

Бриан Майлдаф, горец из Темры — провинции на далеком полуночном восходе Аквилонии, — ныне вынужден был разрываться между своим имением, приносящим немалый доход, и государевой службой. Понимая занятость Бриана, Конан старался не слишком часто его беспокоить, но в такое путешествие горца нельзя было не взять.

Горделивые зингарцы считали верхом изысканности поставить за своими креслами на званых приемах и просто на балах двух могучих, почти обнаженных гигантов с кожей цвета эбенового дерева, длинными копьями и огромными мечами или палицами.

Конан не был любителем дешевых эффектов и отнюдь не считал двух чернокожих телохранителей, чье воинское умение было весьма сомнительно, признаком достатка, благополучия и могущества. За его походным переносным троном, сделанным специально под рост и вес нового короля, возвышался Бриан Майлдаф с боевым длинным изогнутым мечом в руках, а также с волосами почти желтого цвета, заплетенными в три длинные косы. Рядом с горцем стоял худой и невысокий аккуратный кхитаец Тэн И.