Хозяин музея Прадо и пророческие картины - [72]

Хуан Луис Кастресана повторил фокус трижды, показав мне бланки с разными датами, охватывавшими период от начала века до конца правления Франко. Когда монах закончил демонстрацию, мое разочарование сменилось головокружением.

— И что? — Он пронзительно посмотрел на меня и прижал указательный палец к губам, напоминая, что мне следует следить за собой.

— Вы были правы, святой отец, — прошептал я. — Теперь я понимаю, в чем затруднение.

На самом деле мне хотелось кричать, но я сдержал эмоции. Если документы являлись подлинными — а я в том ни секунды не сомневался, — августинец только что сделал сенсационное открытие. Было ясно, что перед нами библиотечные требования, оформленные с промежутком в семьдесят лет и подписанные одним и тем же почерком. Выведенная крупными четкими буквами фамилия Фовел выглядела идентично на всех документах, начинаясь удлиненной заглавной «Ф» с завитушками и завершаясь «л» с хвостиком, который вытягивался, словно бич, и разматывал петли вокруг имени. Но как такое возможно?

Я долго сравнивал между собой проекции подписи, самостоятельно раз за разом меняя пленку в аппарате. Смотрел на них, осмеливаясь лишь кивать, чтобы никто из проходивших по коридору сотрудников не понял, чем мы с августинцем занимаемся. И в конце сеанса недоумение мое только возросло, я испытывал удивление и замешательство, вызванное неожиданным поворотом сюжета, и, кроме того, оставалось место для чувств более тягостных — неуверенности и… страха.

— Итак. — Отец Хуан Луис выключил «типи», вновь разложил пленки по коробочкам и оставил их рядом с проектором, не позаботившись о мерах предосторожности. — Спустимся в базилику, не возражаешь? В храме Божьем мы почувствуем себя спокойнее и поговорим.

Уму непостижимо. Едва ли читатель в состоянии представить, до какой степени грядущий разговор изменил все. Вдвоем с отцом Хуаном Луисом Кастресаной мы примостились на скромной скамеечке в конце огромного помещения главной церкви монастыря. Просидели там почти два часа. Сначала шепотом гадали, что все это означает, допускали возможность ошибки, злой шутки или заговора, но не пришли ни к какому выводу. Все гипотезы были несостоятельными, и за продолжительный промежуток времени мы пришли к единому мнению лишь по одному вопросу. Мы столкнулись с явлением, которое оказалось выше нашего понимания. Оно находилось за пределами логики. Между тем мы взвешивали, до какой степени можем открыться друг другу. Наконец наступил момент, когда я все-таки отважился сделать первый шаг. Мне необходимо было кому-то довериться. И я заговорил. Я говорил и говорил, пока не рассказал все.

И я выложил все как на духу, исповедуясь, как никогда в жизни. Поведал отцу Хуану Луису обо всем, что узнал к тому моменту от Фовела. И события, описанные ранее в этой книге, я изложил ему последовательно и методично. В том числе поделился с ним рассуждениями маэстро о влиянии «Apocalipsis nova» на итальянских и испанских живописцев. И особенно подробно передал содержание последней лекции, просветившей меня относительно Босха, Брейгеля, Эль Греко, адамитов и «Семейства любящих» Никлаэса. Я даже признался, впрочем, не без стеснения, что, согласно Фовелу, одним из самых видных членов упомянутых тайных братств и сообществ являлся первый библиотекарь Эскориала дон Бенито Ариас Монтано.

— Вам это о чем-нибудь говорит?

Августинец даже не шевельнулся. Похоже, он не нашел в ворохе сведений, который я на него обрушил, ни одной зацепки, объясняющей ряд неправдоподобных событий, связанных с читательскими требованиями «Apocalipsis nova» Луиса Фовела прежде всего и в меньшей степени — Хулиана де Прада. И старый монах, почувствовав, что мы в тупике, погрузился в молчание. Вскоре спросил, как я лично могу объяснить загадочную историю.

— Только не заводи речь о духах, — предупредил святой отец. — Привидения, сын мой, не выписывают книги в читальный зал.

У меня не нашлось достойного ответа на вопрос. Если бы я знал его! Признаться, мне нечего было ему сказать. И в ту минуту, когда, казалось бы, молодому студенту-журналисту больше ничего не светит, старец вытащил из рукава туза.

— Есть важная проблема, которую мы пока не обсуждали, — промолвил он, скрестив руки на груди и устремив взор на величественный алтарь, возносившийся к сводам центрального нефа базилики.

— Неужели? — угрюмо пробурчал я. Беседа с этим человеком опустошила меня, и я сомневался, что мой мозг в состоянии воспринять даже крупицу новой информации.

— Помнишь, я рассказывал, как искал в оцифрованных архивах библиотечные требования Луиса Фовела?

Я поднял голову и посмотрел в поблекшее от старости лицо святого отца, давая понять, что внимательно слушаю его.

— Так вот, когда я подобрал все его формуляры, а также требования Хулиана де Прада, то увидел, что оба интересовались не только «Apocalipsis nova». Заказывали они и другие документы, причем одни и те же. Снова и снова.

Я заморгал, не поверив своим ушам.

— Речь о текстах довольно разнообразных, сын мой, — продолжил он. — От «Прогностикона» доктора Матиаса Хако, содержавшего астрологическую карту Филиппа II и ряд предсказаний на период его правления, до трактатов по алхимии, книг по естественной магии и записей Ариаса Монтано, а также трудов более поздних эпох, например XVI и XVII веков. После знакомства с подборкой литературы у меня сложилось впечатление, что эти люди преследовали определенную цель. Они кружили вокруг конкретного тематического раздела. Скажу больше, я практически уверен, что оба самозабвенно погрузились в изучение некой области знаний… Полагаю, я догадался, какой именно.