Хозяин Амура - [41]

— Их много? — пытаясь оставаться невозмутимым, проговорил Торстенсон, с помощью слуг одевая камзол.

— Успевшие бежать говорят о десяти тысячах, но сейчас ночь, мой фельдмаршал, и…

— Откуда им знать? — прогремел Леннарт. — Эти трусы оставили свои позиции при виде врага! Йоганн, немедленно поднимайте солдат! И пусть каждый из них занимает позицию, для него ранее определённую!

— Слушаюсь, господин фельдмаршал! — генерал Банер скрылся за пологом входа, заранее откинутым младшим офицером.

Леннарт сжав губы, обдумывал сие коварство данов — ночная атака опасна, ведь количество неприятеля неизвестно. Да и кавалерия — главный козырь Торстенсона, для дела сейчас непригодна. Но он надеялся, что враг не дойдёт до безумства ночного боя и отложит схватку на утро. Однако нужно быть готовым и к крайности, а посему шведский лагерь в данный момент более всего походил на разворошённый палкой мальчугана муравейник. Горели часто разложенные костры и отблески пламени отражались на кирасах и кабассетах пикинёров. В лунном свете колыхались перья на шляпах мушкетёров, которые, чихвостя на все лады проклятых данов, были вынуждены занимать свои позиции в построениях бригады, вместо того, чтобы отсыпаться после дневных работ по устройству лагеря и укреплений. Взволнованно ржали кони, а звон железных доспехов и оружия раздавался отовсюду, даже из самого конца шведских позиций, близ берега озера. Злые офицеры, раздавая зазевавшимся оплеухи, зычно кричали команды и выстраивали ровные шеренги солдат. Уже скоро шум и гвалт стихли, и над лагерем Торстенсона установилась гнетущая тишина. Воины напряжённо всматривались вперёд, будто желая в ночной темени увидеть что-либо ещё кроме дальних огней, показывавших, насколько далеки даны от занимаемых шведами позиций. А пока раскладывались огни в полусотне шагов перед позициями, дабы не проглядеть появление врага, Леннарт отправил навстречу противнику несколько небольших отрядов мушкетёр, с целью прощупать датчан, держась берега Венерна, а заодно, если позволят обстоятельства, и атаковать неприятеля. А на холмах стало тихо, лишь посвист ветра, да шум воды огромного озера, им вызываемый, нарушали покой ночи.

— Чёртовы датчане! Дети сатаны! Помоги нам Господь! — со злобой то и дело ругались стоявшие в шеренгах солдаты, перемежая, однако, брань с молитвой.

— Они не посмеют атаковать нас! — авторитетно заявил усатый фенрик Юхан, стоявший у правого фаса бригады. — Стоит им увидеть в свете дня наши позиции, как они поймут наше превосходство.

И тут, словно в насмешку, где-то далеко впереди, со стороны врага, расцвели яркие огоньки, а мгновение спустя, раздалось с десяток гулких хлопков мушкетных выстрелов.

— Дурачьё! — ухмыльнулся фенрик. — Мушкетная пуля не способна…

В этот же момент за его камзол схватился, выронив сошку мушкета, мушкетёр, стоявший крайним в ряду. Шляпу солдата будто снесло сильным порывом ветра, а лицо его, на котором застыло выражение крайнего изумления, заливала чёрная кровь. Он упал на колени и завалился вперёд, подрагивая всем телом. Мушкетёр, стоявший за ним, сипел, пытаясь остановить кровь, толчками выбрасываемую сердечной мышцей из обширной раны на шее. Прошло совсем немного времени, и от обильной кровопотери несчастный затих. Бывший за спиной умершего мушкетёра солдат, без излишней суеты, громко читал молитву о спасении, зажимая рваную рану на плече. Оглянувшись по сторонам, слыша звуки падающих тел, стук одной о другую выпавших пик, и железный лязг, растерянный фенрик увидел ещё нескольких упавших воинов. Места выбывших в строю занимали их соседи.

— Клянусь Господом, они пролетели над моей головой! — закричал один из пикинёров, и с ним тут же согласилось ещё несколько человек, и даже капитан Маркуссон воскликнул, что пули прожужжали совсем рядом, лишь чудом никого не задев. Вскоре вокруг снова наступила гнетущая тишина. Но теперь даже фенрик Юхан, ещё совсем недавно посмеивавшийся над неприятелем, теперь смотрел в сторону данов с опаской, ощущая внизу живота неприятный холодок. Нет, он вовсе не боялся смерти. Но одно дело принять добрую смерть в честной схватке, а совсем другое — глупо пасть от выпущенной наудачу вражеской пули, пусть и из великолепного оружия.

«И что за дальнобойные мушкеты появились у проклятых данов?!» — вертелся немой вопрос в голове фенрика, да и многих других шведов.

* * *

— Брось, Вася! — поморщился Афонин. — Не стоит тратить патроны! Думаешь, кто-нибудь из твоих умудрился попасть в шведа? Шагов будет с тысячу!

— Стреляли по огням, товарищ капитан! — отрапортовал один из стрелков.

Новиков, однако, дал команду прекратить стрельбу и заняться караулами, а остальных отправил на помощь шотландцам и артиллеристам в их возне с орудиями. Через некоторое время к сибирцам подошёл Патрик Гордон — командир соседнего отряда. Эти наёмники, как и рота Новикова, были прикреплены к батарее мортирщиков. Таким образом, выполнялась задумка Саляева — артиллерию по фронту и флангам оборонял «местный» отряд, — в данном случае две сотни рыжебородых горцев, вооруженных, в подавляющем большинстве, пиками. Мушкетов у них было мало, десятка два фитильных дур на сошках. А самих шотландцев прикрывали уже сибирские стрелки, потому общий язык с коллегами и Афонин, и Новиков нашли быстро. Тем более что Гордон немного говорил по-русски, так как добрый десяток лет прожил на Руси. Правда, пришёл он под Смоленск в недобрый час, находясь в составе польской армии, но потом, при первых неудачах ляхов, переметнулся на русскую сторону. Да так и остался, обучая стрельцов и новонабранных воинов солдатских полков по европейским правилам. А два года назад непростая судьба занесла уроженца северной, горной части Шотландии в датскую армию.