Хозяева плоской Земли - [87]

Ещё одним обстоятельством, формально мешавшим мне сделать Ингрид предложение, было то, что я постоянно оказывался в разъездах с новыми группами туристов, а она оставалась на хозяйстве в конторе, заменяя Кроули всё чаще и больше. Дела наши шли очень неплохо, хотя я уже не получал того удовольствия, как бывало раньше, когда многие маршруты оказывались для меня самого в новинку. Особенно тяжело мне давались поездки в пещеру на остров Ибини, где всё напоминало Василику и где я мечтал лишь о том, чтобы ненароком не столкнуться с её отцом. Мне, наверное, было стыдно, с одной стороны, за то, что я не смог её удержать, и она меня бросила, но, с другой, я знал, что при встрече не смогу с собой совладать и обязательно наброшусь с вопросом, не получал ли он от дочери каких-нибудь вестей. То, что я боялся от него услышать, наверняка привело бы меня в полное отчаяние или, ещё хуже, подарило бы слабую надежду. Нет, уж лучше делать вид, будто я просто проездом, и мы не знакомы. Раз или два мы с группой заглядывали на рынок в Рару, однако Уитни я там больше не видел. Близнецы с их ножами да топорами были на месте, кто-то из моих у них даже что-то, помнится, покупал, но соседний прилавок всё время подозрительно пустовал. Спросить близнецов, где она, я так и не решился.

Беда нагнала меня в одной из таких поездок, когда моя группа собиралась располагаться на ночлег в санестолской гостинице. Её хозяйка, раздав ключи от комнат, отозвала меня в сторону и, понизив голос, сообщила, что звонила Ингрид. Я как-то сразу всё понял. Перезвонил в контору и почти ничего не почувствовал, когда услышал от Ингрид, что Кроули больше нет. Вероятно, морально я был к этому готов. Спросил, как это произошло. Она сбивчиво, всхлипывая, рассказала, что ждала его, как они договаривались, к обеду, но он так и не появился, после чего она зашла к нему домой, обнаружила дверь открытой, а его самого – сидящим в любимом кресле на веранде. Кродирование намечено на завтра, но если я хочу успеть попрощаться, она думает, что сможет уговорить сепсусов повременить день-другой. Я сказал, что не надо, что старик едва ли согласился бы на то, чтобы ради него комкать программу поездки, что я помню его и буду о нём всё это время думать, а когда вернусь, мы вместе с ней сходим к нему на могильник. Если бы она сказала, что Кроули при смерти, что хочет меня видеть, уверен, я бы бросил всех и всё и нашёл бы способ примчаться к нему с другого конца острова, чего бы мне это ни стоило. Но сейчас, когда меня поставили перед фактом, что его больше нет, я остро сознавал свою безпомощность что-либо поменять и видел свой долг перед стариком в том, чтобы делать то дело, к которому он меня приобщил и которое по праву считал своим главным детищем. Группу я расстраивать не стал, тем более что они все были приезжими и Кроули толком не знали. В итоге мы вернулись в деревню лишь на третий день, утром. Мать и Ингрид держались стойко, всё было как всегда, гости пообедали и разбрелись кто куда коротать свободное время, а я поспешил к Кроули домой. Дело в том, что Ингрид только сейчас смогла договорить о том, чем не хотела безпокоить меня по телефону: вместе с телом покойного она обнаружила царивший во всех комнатах безпорядок, не броский, но заметный для намётанного глаза – где стул перевёрнут, где книжки попадали с полок, где лампа переставлена с обычного места, где ковёр странным образом задрался. Я сразу понял, что она имеет в виду. Кроули могли поторопить уйти из этой жизни. В его доме что-то искали. Либо он им помешал, либо его устранили заранее. Могли, скажем, задушить и для отвода глаз аккуратно уложить в кресло, зная, что в причинах смерти старого человека вряд ли кто будет специально копаться, и что кродирование уничтожит все следы. Никакого беспорядка я уже не застал: Ингрид всё честно прибрала в тот же день, поскольку постеснялась оставлять дом в таком виде, зная, что туда будет заходить много наших соседей. Когда мы вошли, она мне примерно показала, что и где лежало, но меня гораздо больше волновал вопрос о том, что в итоге было похищено, если было.

Дом внутри изменился на уровне ощущения. Если бы я не знал, что произошло, думаю, я всё равно почувствовал бы странную пустоту. Вещи потеряли своего хозяина. Если раньше здесь обитал домовой, как во всех уважающих себя домах, то было очевидно, что он подхватил своё мешочек, плюнул и ушлёпал куда-нибудь подобру-поздорову. Или притаился, ожидая, что будет дальше. Ключ от заветного тайника я нашёл, где ему и положено было лежать – в жестяной банке со старым рисом. Сам тайник хитрый Кроули смастерил не в полу под половиком и не в потолке, а в стене за изголовьем массивной кровати. Никому из посторонних и в голову не могло бы прийти, что изголовье легче лёгкого вынимается из пазов, и за ним обнаруживается вставленный прямо в пропил в бревне железный сундучок. Сундучок был небольшим, но тоже весьма тяжёлым. Кроули уверял, что при пожаре его содержимое не сгорит, поскольку стенки двойные, а в промежутке засыпан песок для изоляции. Ингрид с любопытством наблюдала за моими манипуляциями с доской изголовья, сундучком и ключом. Внутри мы обнаружили обе упомянутых мною выше тетради, несколько мешочков с деньгами и запечатанный конверт. Конверт предназначался мне. На нём неровным почерком так и было написано: