Хозяева плоской Земли - [63]

Сейчас, слушая разговоры окружающих, она улыбалась и хитро поглядывала на меня, а я вспоминал её совсем другой, какой увидел этой ночью, когда проснулся оттого, что почувствовал: по нашей спальне кто-то ходит. Открыв глаза, я увидел её силуэт напротив не зашторенного окна и понял, что она, как говорится, в чём мать родила. Широкие плечи, большая грудь, узкая талия, покатые бёдра – всё такое, каким я себе воображал. Сперва я решил, что она идёт ко мне, чтобы забраться под одеяло и спровоцировать непоправимые последствия, однако шла она не крадучись, с прямой спиной, да и шла не к кровати, а мимо. От неожиданности я привстал на локте и некоторое время наблюдал, как она, едва слышно шаркая босыми ногами по доскам пола, медленно разворачивается по кругу и идёт в обратном направлении. Догадавшись, что передо мной сомнамбула, я очень осторожно соскользнул с кровати и приблизился к ней. Приблизился настолько непозволительно, что ощутил исходящее от её тела тепло и уловил приятный травяной аромат похожий на тот, какой поднимается над цветочным лугом сразу после сильного дождя. Глаза её, как я и подозревал, были закрыты: ресницы чуть подрагивали, но веки не поднимались. Я назвал Василику по имени. Она не откликнулась и не проснулась, продолжая совершать своё монотонное хождение вокруг комнаты. Я отступил, снова сел на свою кровать и некоторое время просто любовался совершенством её линий. В конце концов, она сама остановилась, повернулась, легла, с глубоким вздохом накрылась одеялом и преспокойно заснула до утра. Я же долго ворочался, силясь понять, чему стал свидетелем. Вообще-то хождение во сне никогда не было для меня чем-то невероятным. Мать со слов бабушки рассказывала, что я в два или три года тоже бывало вставал ночью, и если бы на моём пути ни оказывалась закрытая дверь, выходил бы на улицу. Я ничего такого за собой не замечал, но верил, что это могло быть. Сон вообще штука загадочная и никогда никем до конца не объяснённая. Признаться, в случае с Василикой я до самого завтрака тешил себя предположением, что она сделала это специально, чтобы лишний раз покрасоваться передо мной, коль скоро в яви я упорно демонстрировал приверженность мужским принципам и стойкость. За завтраком я не стерпел и всё ей рассказал. В том смысле, что видел, как она ходит во сне. Про свои догадки – ни слова. Хотел пронаблюдать за её реакцией. Василика в ответ спросила, не испугала ли меня, а когда я заверил её, мол, никоим образом, поскольку считаю сомнамбулизм вполне естественным поведением у людей творческих, призналась, что такое с ней иногда случается после падения. Речь шла о её падении с дерева в детстве. Она даже позволила мне протянуть руку через стол и потрогать маленькую шишку, сохранившуюся у неё с тех пор за левым ухом на уровне виска. Ей тогда было лет семь, она полезла на дерево после дождя, не рассчитала, мокрая кора выскользнула из-под ноги, и в результате она какое-то время пролежала под деревом без сознания. Всё обошлось, её обнаружила мать и выходила на пару с бабушкой, однако именно с тех пор Василику время от времени посещали видения не то будущего, не то прошлого, а по ночам, да, увы, она иногда встаёт и ходит, не просыпаясь. Я снова постарался дать понять, что не вижу в лунатизме недуга, и сослался на собственный опыт. По глазам Василики я понял, что она не слишком мне поверила. С другой стороны, она наверняка не могла не отметить того обычно располагающего женщин факта, что я даже в столь щепетильном вопросе остался с ней до конца честен и пошёл на откровенный разговор, рискуя подпортить ещё не окрепшие отношения. Вообще же я всё чаще замечал, что веду себя с ней совсем не так, как обычно позволял себе вести с понравившейся мне девушкой. Я будто проверял её, а заодно и себя. Раньше даже с Ингрид мне бы такое и в голову не пришло, а если бы пришло, я бы струхнул, чтобы не спугнуть надежду на взаимность. С Василикой всё было совершенно иначе, причём я не понимал, хорошо это или плохо, правильно или ошибочно. Так просто должно было быть.

После нескольких часов безостановочной езды мы порядком подустали, разговоры сами собой сошли на нет, кое-кто задремал. Кучер предупредил, что если мы не имеем ничего против, то он готов попробовать наверстать упущенное время и берётся доставить нас в Окибар до темноты. Как я скоро понял, он собирался выполнить своё обещание, довольно ощутимо прибавив в скорости. В зилоте это почти не чувствовалось: дорога тянулась прямая, завалиться набок при повороте мы не могли, рессоры работали исправно, и над всеми камушками и рытвинами мы, наоборот, проносились почти незаметно. Единственную короткую остановку сделали хорошо после полудня – ноги размять да перекусить. Мы с Василикой воспользовались случаем и под предлогом того, что у нас с собой много всякого вкусного, попросились к нашему кучеру на козлы. Вообще-то там места для двоих, но когда он подобрал шубу, выяснилось, что мы вполне умещаемся. Единственным его условием было, что сидеть он останется посередине. Я втиснулся слева, Василика – справа. Поначалу мы оба пожалели о содеянном, потому что после тёплого, пусть и душноватого салона зилота сидение на открытых козлах, обдуваемых встречным ветром, показалось нам забавой не из приятных. Холодный воздух душил и заставлял захлёбываться. Не сговариваясь, мы посмотрели на нашего соседа, которого, как скоро выяснилось, звали просто Джоном, и увидели, что он наклоняет голову и прячет нижнюю часть лица под высокий ворот. Последовав его примеру, мы убедились в том, что опыт – вещь надёжная. Теперь осталось привыкнуть к ветру глазами и почаще смаргивать наворачивающиеся сами собой слёзы.