Но этого Дик уже не видел. Падая с высоты, он ударился головой о ствол тикового дерева и лежал теперь недвижимо, без сознания, в густой мягкой траве. А над ним, склонившись, стоял человек с дымящейся еще винтовкой в руках. Он вышел из сумерек лесов и, посмеиваясь, стоял и смотрел на лежащего молодого человека.
Уже стемнело, когда Дик Лотиан пришел в себя. Голова его сильно болела. Он лежал на каменном полу помещения, половина которого, как ему показалось, была в тени, другая же половина была залита ярким светом луны. Запахом тления и ветхости веяло отовсюду. Оглянувшись, он увидел полуразрушенную стену. Через большое окно в помещение вливался голубой свет луны. Виднелись остатки арки, полуразрушенный колодец. По-видимому, он находился в развалинах какого-то древнего лесного храма.
В дверях стоял большой широкоплечий человек, засунув руки в карманы. Посмеиваясь, он спросил Дика, когда тот открыл глаза:
— Как чувствует себя господин лесничий?
— Благодарю, лучше, — ответил Дик, — я знаю, вы спасли мне жизнь. Могу я узнать ваше имя?
— Пожалуйста, — смеясь, сказал тот, подставляя свое бледное лицо под лунный свет, — я — Дженни сон! Ведь вы, кажется, искали встречи со мной, так вот и я!
— Дженнисон! — медленно повторил Дик. — Браконьер! Мне очень жаль, но я не имею права забывать свой долг. Я вам обязан жизнью, но долг приказывает мне вас арестовать.
Насмешливое выражение мгновенно исчезло с лица Дженнисона, оно сделалось холодным и мрачным.
— Сумасшедший мальчишка! — крикнул он. — Ни с места! Вот посмеялся бы я над тем, кто рискнул бы прийти арестовать меня. — Он два раза топнул ногой, и при каждом стуке, как из-под земли, вырастало по одному маленькому гурке[18], до земли кланяющихся своему повелителю. — У меня таких молодцов здесь двенадцать человек, и каким бы храбрым вы ни были, вам не удалось бы проникнуть через их ряды ко мне в лагерь, а тем более уйти из него. Поэтому я советую вам примириться со своей судьбой, так как вам придется погостить у меня денька два-три. К сожалению, мне некогда занимать вас сказками и разговорами…
Насмешливые огоньки в щелочках глаз американца вывели Дика из себя. Он сжал кулаки и бросился на него. Поступок был неразумный, он это сознавал, но ему казалось, что пощечиной он даст достойный ответ на нанесенное ему оскорбление. Но едва он подскочил к Дженнисону, как что-то оглушило его. С яркими кругами перед глазами, почти без сознания, он повалился на пол.
Он попытался было встать, но в одно мгновение, при первом же движении его, у него на груди оказался один из гурков, который прижал его к полу. Дженнисон тоже подошел к нему и с горящими глазами, быстро, прерывисто стал говорить ему:
— Неужели вы думаете, что из-за того, что какой-то беленький мальчишка, едва выползший из детских пеленок, пришел и сказал мне, что нельзя стрелять слонов в лесах, принадлежащих правительству, — неужели вы думаете, что я послушаюсь и прекращу свою охоту? Не одну тысячу пудов слоновой кости вывез я, сыночек, из-под самого вашего носа. И чтобы я бросил это дело тогда, когда сказка должна превратиться в явь, когда я на пути к открытию слоновьего кладбища, куда сходятся все слоны со всех Севаликских холмов, когда они почувствуют приближение смерти! Наверное, и вы слышали рассказы о таких кладбищах и мечтали о них, но даже я не знавал ни одного человека, который мог бы похвастаться тем, что видел своими глазами что-либо подобное, а вот завтра я буду там. И старый бродяга Рваные Уши, чуть не убивший вас, тоже будет там. Там же лежат и все слоны, которые когда-либо, за все истекшие столетия, умирали в Севаликских холмах. Их кости и клыки лежат там, за ними-то я и пойду туда! Правда, африканская слоновая кость ценится выше, чем индийская, но тут ее зато столько, что хватит на то, чтобы сделать богатыми тысячу человек. С завтрашнего дня «вор слонов», как его называют, не будет больше «воровать»; он будет только переправлять готовые запасы, а затем, когда захочет, и сам уйдет навеки из этой проклятой страны!
Дику показалось, что глаза говорившего слишком неестественно горели и блестели лихорадочным светом. Высокий американец дрожал — от возбуждения ли, от лихорадки, от того и другого вместе. Дик подумал, что было начало апреля, первого малярийного месяца, и что, наверное, и ему не избежать злой лихорадки после сегодняшней ночи…
— А теперь надо еще немного пострелять перед сном. Вам же придется провести ночь тут. На вашем месте я не попытался бы бежать: Рэм-Дас еще не превзойден в умении владеть ножом, да и джунгли ночью не очень приятное место для прогулок. Этот, старый храм менее опасен, хотя, конечно, вам, может быть, и придется познакомиться с одной или двумя кобрами — они любят старые брошенные храмы, ха, ха, ха! — С этими словами Дженнисон исчез в темноте леса.
«Ну, попал же я в ловушку!» — подумал Дик.
Оба гурки сидели на полу, у входа в храм, недвижимы, как изваяния, как идолы. Снаружи постепенно просыпалась ночная жизнь джунглей. Слух Дика уловил протяжный вой шакалов и отдаленное «аургх-х!» рассерженного тигра, упустившего свою добычу. Слоны трубили вдали. Повеял легкий ветерок и зашелестел в стенах развалин.
