Хождение Северина во тьму. Пражские призраки - [10]

Было довольно рано, когда звук дверного звонка торопливо и раздосадованно прокатился по коридору. Николай еще лежал в постели и принял гостя с откровенным изумлением. Однако, увидев обреченное, с залегшими под глазами тенями, лицо Северина, протянул ему руку.

Николай спал в будуаре. Он с присущим ему изящным вкусом собрал в одной комнате сотни образчиков разных видов искусства, отчего помещение скорее походило на роскошное гнездышко куртизанки, чем на спальню холостяка. С потолка свисала серебряная лампа; свет горел в ней за медово-желтыми стеклами. Яркие шелка и парча покрывали низкие столики и стулья. Темные бронзовые статуэтки, коробочки из сандалового дерева и японские расписные вещицы соседствовали с изысканной посудой и шкатулками, чашами для причастия и азиатскими безделушками, а также огромным, почерневшим от возраста канделябром с семью толстыми церемониальными свечами. Сквозь готическую вязь занавесок проникали первые блеклые лучи зимнего утра. Взгляд Северина проследовал через всю большую комнату по-над тусклым узором обоев туда, где в золоченой кровати сидел, приподнявшись, Николай. Было видно, что Северин не совсем понимал, почему оказался среди этой чувственной и богатой обстановки. Наконец он с криком бросился к протянутой руке товарища. В голосе читалось все его горе, все страдание. Он опустился на колени перед постелью и спрятал голову в подушку.

— Николай, — воззвал он, — скажите… как… как… вы однажды убили друга…

Николай посмотрел на него и увидел сведенное неизъяснимой судорогой тело. Лицо его раскраснелось и исказилось от ужаса. Рука взмыла вверх, ладонь раскрылась. С мучительной, жалостливой скорбью он вновь и вновь восклицал:

— Северин! Северин!

8

Доктор Конрад был мертв. После буйной ночи, когда гости собрались у него в последний раз, он пустил себе пулю в голову. Жизнь его не несла в себе особого смысла, и так же бессмысленно к нему пришла смерть. Он лежал на полу рядом с турецким диваном среди разбитых бокалов и брошенных окурков, все еще влажных от пролитого вина. На паркет из маленького отверстия в виске бежала струйка крови. В эту ночь он растратил последние остатки своего состояния. Когда гости ушли, он застрелился.

Последние почести ему отдавала пестрая, разношерстная толпа скорбящих. Вчерашние студенты в изношенных шинелях брели, засунув покрасневшие от мороза руки в карманы. С искренним участием смотрели они на гроб. Тот, кого сегодня провожали в могилу, всегда был готов протянуть им руку помощи. Рядом с ними шли бездельники в шляпах художников и с испитыми лицами. Девицы в облегающих юбках, позволяющих при ходьбе показывать ножки. Элегантные дамы в мехах и с огромными муфтами, господа с заботливо ухоженными цилиндрами, которыми они кокетливо помахивали, держа у пояса сшитых по последней моде зимних пальто. За катафалком следовала светловолосая Рушена. Северин оказался с ней рядом и молча коснулся ее руки. Она метнула на него злой взгляд, однако ничего не сказала. По ее гладкому, несколько чрезмерно напудренному лицу нельзя было догадаться, что она знала покойного гораздо ближе, чем принято. Северин попытался заглянуть ей в глаза, но она отвернулась.

Рядом с большим тонкогубым человеком шла Карла. Она казалась еще выше и тоньше обычного и немного наклонялась вперед. Широкое пальто болталось на ее теле. Ступала она неуверенной, шаркающей походкой, растеряв привычное Северину высокомерное изящество. За несколько недель, прошедших со времени встречи на лестнице, лицо Карлы постарело и осунулось. Северин никак не мог понять, от чего алеют ее щеки — от мороза или румян. У музея на Вацлавской площади траурная процессия остановилась. Священник произнес прощальное слово, и толпа провожающих рассеялась. Только близкие поехали на кладбище на фиакре вслед за гробом.

Северин тоже отправился туда. Он потер перчаткой оконное стекло, начавшее постепенно покрываться ледяной корочкой. Карета проезжала по Ольшанам с их хмурым и бесформенным пейзажем. Северин не бывал на похоронах с самого детства. Он вспомнил, как однажды экипаж, в котором он ехал вместе с родителями, попал в толпу чешских демонстрантов. Чехи возвращались домой с похорон какого-то своего мученика. Они тысячью голосов грозно распевали боевой гимн, и лошади испуганно попятились и застыли на месте. Северин подумал о чудесном, смешанном с благоговением и ужасом трепете, охватившем его в ту минуту, и прислушался к стуку колес.

Когда он вышел из кладбищенских ворот, уже почти стемнело. Он стоял рядом с Карлой, пока мерзлая земля сыпалась в яму, шумно ударяясь о крышку гроба. Только вблизи ему стало видно, как пожелтело и истаяло ее лицо. Он заметил круглые пятна грима и скорбные морщинки на ее прекрасном челе. Здесь, на кладбище рядом с разверстой могилой, он впервые увидел, что у нее за жизнь, как одна ее боль сменилась другой, а вместо ушедшей любви явилась новая. Карла вздрогнула, когда он перевел взгляд на высокого мужчину, с которым она сегодня вышла на люди. Тихо и ласково, как обычно говорят с ребенком, он спросил:

— Это он?

— Да, — просто ответила она и кивнула.