Падали, шипели, как гусыни, осветительные ракеты, они перестали шипеть только тогда, когда вторично ударили наши батареи. Гаубичные снаряды рвались, вприпрыжку бегали по самой кромке передовой, по ее высокой береговой крутизне. Пулеметный огонь заметно ослаб, и мы благополучно добрались до песчаной косы. Я был среди тех, кто добирался самоплавом, я видел, как старший сержант Чернышов схватил брошенную с плота веревку, минут через десять все самоплавцы ухватились за ее пеньковый конец, стали подтягивать дрейфующий плот, а когда подтянули, не услышали густого баса лейтенанта Белоуса, он недвижимо припал к кругло бугрящимся осинам, выпустив из рук офицера, ступившего на влажный, прилизанный неторопливой волной песок.
Не знаю, может, час, а может, два часа просидел я на крутом донском берегу. Я разобиделся на милицейских работников, обида моя, правда, не сразу, но все же испарилась. Больше того, я уже был готов поблагодарить бдительного оперуполномоченного за то, что он мне предоставил возможность побыть в Семилуках. Во-первых, хорош, зелено-уютен сам городок, во-вторых, увидел следы, правда, не своих, немецких окопов. Что ж, иногда и по чужим следам можно выйти на свою дорогу.
В Семилуках я решил заночевать, и не в какой-нибудь сторожке, а в гостинице. Она как раз у меня за спиной. Бессонно проведенная ночь в отделении стала сказываться, в глазах рябило, а тут еще и солнце, нещадно палящее, стоймя стоящее над моей непокрытой головой.
Места в гостинице не оказалось. Приехала делегация. Что за делегация?
— А шут ее знает, — ответила администраторша, — говорят, немецкая, из Германской Демократической Республики…
Не знаю почему, но я неравнодушен к делегациям, мне всякий раз хочется взглянуть на людей другой страны. Хотелось мне увидеть и немцев, сегодняшних, мирных немцев.
Я сел на аккуратно зачехленный диван, раскрыл недочитанную книгу, но читать не мог, буквы сливались, заволакивались каким-то туманом. Запрокинув голову, я плотнее придвинулся к спинке дивана и задремал, перед глазами что-то сыпалось: то ли тополиный пух, то ли снег. Вскоре все побелело, свалилась настоящая зима. Я увидел себя в валенках, опять с автоматом в руках, но не сидящим в окопе, а бегущим по снежной целине, явственно увидел я и своих окопных побратимов.
1963–1983
Волгоград — Красный Оселок
