Хождение по квадрату - [18]

Я перебил его, прежде чем он пустился в рассуждения о нейтронной бомбе президента Картера, хотя его напыщенная речь попала на больное место. За десять лет общество сделало большой шаг вперед. ОПЕК и Симбионистская армия освобождения^[12] сыграли свою пагубную роль, но у нас еще свежи в памяти наступление во время Тэта, Селма и Техас.^[13] На ране образовались струпья, но из-под них все еще сочится кровь. Я должен об этом помнить.

Поднимаясь в лифте на восьмой этаж, я думал о том, что сказал о Патрике охранник. Я не был уверен, что его слова заслуживают доверия. Может, он говорил то, что я хотел услышать. Полицейские грешат этим, как и обычные люди. Может быть, семейство Малоуни взяло его в оборот и подмазало, чтобы он играл в их пользу. А может, у него просто все перемешалось в памяти: газетные сообщения, слухи, реальность и вымысел. Но я все равно не мог сбрасывать со счетов его слова, слишком уж правдоподобно они звучали, особенно о стрелках на брюках Патрика. Такую мелкую деталь незачем было бы придумывать. К тому же у меня из головы не шли по-военному идеальные складки на брюках Малоуни-старшего при нашей первой встрече в кафе «У Молли».

Хотя в коридоре и не воняло марихуаной, ее сладкий запах витал в воздухе как счастливый призрак. Теперь я могу наконец, не боясь греха, признать, что мне нравится этот аромат. Я провел пальцем по стене. Она была клейкой от смолы. Отчаявшиеся дети, подумал я, могли бы словить кайф, полизав стены.

Я нашел бывшую комнату Патрика. За дверью надрывался «Лед Зеппелин». Для басов дверь не преграда, так что у меня аж ступни завибрировали сквозь подошвы. Запах марихуаны здесь ощущался сильнее. Я снова постучал, но безрезультатно: фальцет Роберта Планта все забивал. Я попытался стучать ногой. Не повезло, ноль попаданий из трех попыток. В конце концов я толкнул дверь, она оказалась не заперта, и, поскольку никто меня не пригласил, я вошел сам.

Спиной ко мне и лицом к стереопроигрывателю сидел парнишка. Я удивился, что от такой громкой музыки у него не течет кровь из ушей. Он курил кальян в форме черепа, с упоением посасывая мундштук. Я остановился полюбоваться живописью: никаких дурацких черных постеров, одни только репродукции обложек альбомов популярных групп. Слева была изображена призма на черном фоне «Темной стороны Луны». Справа я увидел кузнечика с альбома «Steely Dan's Katy Lied». В затылок мне недобро уставился «Акваланг». Арон всегда считал мое пристрастие к рок-музыке свидетельством незрелости. Может, и так. Но ведь Арон называл Вудсток^[14] сигналом к космическому апокалипсису.

Я не удосужился объявить о своем приходе, а просто похлопал парнишку по плечу. Он испугался, выплюнул порцию сока себе на джинсы, а траву из кальяна вылил на пол.

— Эй, приятель! — заорал он. — Что за…

Решив избежать лишнего вранья, я показал ему жетон.

— Ой, парень, — запричитал он, — мне теперь хана. Мои предки…

— Успокойся. Дыши глубже. Это не облава, — сказал я. — Сделай потише. Я только хочу поговорить.

Он послушно убавил громкость. Думаю, он готов был мне руки целовать. Хорошо, надеюсь, это сделает его сговорчивым.

— Как тебя зовут?

— Митч, — проблеял он, — но все зовут меня Дуби.^[15]

Удивительно. Я внимательно просмотрел список соседей Патрика по общежитию. Никаких Митчей, никаких Дуби. Я прочел имена вслух и спросил Дуби, есть ли кто-нибудь поблизости.

— Они теперь здесь не живут, приятель, — сказал он, успокаиваясь. — После того как этот чудак Малоуни проделал трюк Гудини, они разбежались по другим корпусам. Думаю, их слишком доставали.

Я удивился, почему никто, включая бывшего полицейского на входе, не сказал мне, что соседи Малоуни смылись. Я молча курил и рассматривал стены. Мое восхищение не осталось не замеченным Дуби.

— Очень круто, правда?

— Твоя работа? — удивился я.

— Ни в коем случае, приятель, — засмеялся он. — У меня даже человечки из палочек не получаются. Они здесь уже были, когда я сюда въехал. В ванной нарисован «Унылый Блюз». Очень жаль, что он не нарисовал ни одного альбома «Зеп» или «Заппа».

— Да, жаль. Не знаешь, кто из парней…

— Наш Гудини, то есть Патрик. Смотрите, он подписал их все в углу.

Дуби был прав. В левом нижнем углу каждой стенной панели виднелись инициалы «ПММ». Конечно, это не потолок в Сикстинской капелле, но на меня рисунки произвели впечатление. Просто поразительно.

— Вы его разыскиваете? — спросил Дуби.

— Я и все остальные. Ты назвал его странным. Почему?

— Я не имел в виду ничего плохого, — начал оправдываться Дуби. — Я жил в этом же коридоре, и мы с ним даже словом ни разу не перекинулись, разве что «привет-привет». Вы понимаете? Но он был именно странный. Не знаю…

— Попытайся.

— Он был… Объяснить. Ну-у типа… Вы когда-нибудь видели тот фильм с Дэвидом Боуи?

— «Человек, который упал на землю»?

— Во-во! А вы для полицейского, того…

— Спасибо, но вернемся к фильму.

— Простите. Итак. Ну, вы знаете, Боуи был вроде чужеземца. И Патрик тоже. Он не соответствовал. Он жил в том же коридоре, но был отдельно от всех.

Я терял терпение с этим Дубстером и молился в душе об одном: чтобы он не тянул резину.