Хотеть не вредно! - [23]

— Шаньги! Протоплазмы! Ионычи! Бесклеточные существа! — крестила она нас.

В конце концов, заставила весь класс писать сочинение после уроков. Народ писал, куда деваться, а вот мы с Танькой Вологдиной решили бороться за справедливость. Так и заявили Нинушке:

— Мы не знаем, о ком писать, потому что нам не с кого брать пример.

И не стали подчиняться. Однако у меня на душе кошки скребли: с Нинушкой мы дружили, я обожала литературу, и мне нравились ее уроки. Скандалить с ней вовсе не хотелось. Я оказалась в тупике и здесь.

Ночью миновали Улан-Удэ. В Забайкалье и воздух какой-то особенный. Я начинаю волноваться по мере приближения к родному поселку. Живы ли мои учителя? Я знаю, что очень постаревший Юрий Евгеньевич до сих пор преподает. А Нина Сергеевна живет по-прежнему в моем дворе, мама, когда встречается с ней, рассказывает обо мне.

С возрастом, действительно, растет тяга к родным местам, к родным людям. Неужели жизнь прошла и, как сказал мой коллега в университете, все хорошее мы пережили, остались только тяготы существования и ярмо долгов и обязанностей. Эти прописные истины каждый человек открывает для себя, как Колумб Америку. "Никого еще опыт не спасал от беды", — пел когда-то Александр Галич. Город меня измучил, я устала, я истончила свою душу в житейских хитросплетениях. Я потеряла способность любить. Не рано ли?

Я вышла в полутемный коридор. Вагон спит, проводники открывают туалеты, запертые во время стоянки поезда в Улан-Удэ. Новые пассажиры размещаются в купе, стараясь не шуметь. К нам опять никого не подселили. Я смотрю на свое отражение в темном окне. Как редко мне случается посмотреть на себя изнутри. Правда, я всю жизнь веду дневники, но мои исповедальные записи постепенно превратились в семейные отчеты. Мне просто нечего писать. Моя внутренняя жизнь почти несодержательна.

Заглядывая в прошлое, которое всплывает так отчетливо, я провожу линию от точки А к точке Б. Это и есть человеческая жизнь. Отрезок кажется до содрогания коротким. На нем много точек, отмечающих разные рубежи. Основные даты. И все?..

Пространство и время сжимаются, скоро я окажусь в той точке, откуда вышла когда-то. Надо встряхнуться, надо снова почувствовать жизнь, может быть, что-то резко в ней изменить. Впрочем, моя поездка на родину и есть такая попытка.

Я возвращаюсь в купе, где безмятежно почивает мой попутчик. Ложась в постель, вдруг сержусь на себя. Нет, мне рано себя хоронить! И теперь у меня есть еще немного времени, чтобы приготовиться к возвращению на родину. Надо подумать, во что я оденусь, как причешусь. Я не должна предстать перед моим прошлым развалиной. Кто знает, может, прошлое станет настоящим…

Каникулы означали, что я долго не увижу Бориса, если только случайно не встретимся где-нибудь. Наверное, это хорошо. Все утихнет во мне, забудется, я снова обрету равновесие. Однако выяснилось, что мы должны работать в какой-то железнодорожной организации, зарабатывать на выпускной вечер. Не каждый день, конечно, но пару раз придется выйти.

Не будь работы, пожалуй, я бы совсем скисла. Целые дни просиживала дома за книгами, читала много. Все книги, которые мне попались под руку, как назло, повествовали о красивой, высокой любви, о мечте, об ожидании встречи с чудом, под которым подразумевалась жизнь. "Соленый арбуз", "Алые паруса" — вся эта романтическая символика действовала на меня безотказно.

Девчонки приходили, пытались увести меня в кино, я отмахивалась от них, как от мух. А Сашка не отставал, вытаскивал меня на улицу, чтобы прогуляться немного и поболтать. Не знаю, нарочно ли, но он постоянно говорил о Борисе. Чтобы избежать глумливых намеков, я не делала ему замечаний и не останавливала. Он будто взял на себя задачу держать меня в курсе всех Борькиных дел. А я боялась, вдруг Сашка сообщит, что у Зилова появилась подружка. Одна мысль об этом пронзала меня просто нечеловеческой болью.

Где-то в середине каникул нас созвали на объект. Народу было негусто. Нам следовало перетаскать доски с одного места на другое. Мы долго ждали

начальство, прежде чем приступить. Марат принес с собой фотоаппарат и пристал ко мне:

— Давай я сфотаю тебя возле лошадки.

Там была такая забавная, мохнатая лошадка монгольской породы, с которой я возилась. Я категорически отказалась:

— Все равно вы фотографии не даете!

— Если получатся, я дам, — продолжал приставать Марат, переглядываясь с Борисом.

Эти переглядывания меня особенно рассердили. Сашка решил взять дело в свои руки. Он забрал у Марата фотоаппарат и попытался меня заснять. Я спряталась за штабелями. На меня началась охота. Сашка или Марат пытались застать меня врасплох, а я не теряла бдительности. Мы носились по всему участку. Девчонки фыркали и косились слегка, но при чем тут я?

Краем глаза я зацепила Бориса. Тот с интересом наблюдал за фотоохотой и даже улыбался. Меня спасло то, что началась работа. Всем было весело, солнце светило ярко, ветерок приносил из-за сопок свежесть просыпающейся земли. Борис с легкостью поднимал доску, клал ее на плечо и нес. Глядя на него, Марат тоже стал демонстрировать свою силу. Мы же скромно таскали каждую доску втроем.