«…Хоть раз напишу тебе правду». Письма солдат вермахта из сталинградского окружения - [8]
В 1950-х гг. немцы считали себя не виновниками преступлений, а жертвами и побежденными в обычной войне. Безбедное существование, не связанное с личной ответственностью за преступления, но возможное при условии извлечения выгод из массовых преступлений, — это определяло сознание большинства немцев. И нужны были годы, чтобы оставшиеся в живых солдаты (те, кто оказались на это способны!) прошли мучительную дорогу осознания своего фронтового опыта и передачи его последующим поколениям.
Василий Гроссман в романе «Жизнь и судьба» четко охарактеризовал изменения в настроениях немцев: «Но имелись особые изменения, начавшиеся в головах и душах немецких людей, окованных, зачарованных бесчеловечностью национального государства, они касались не только почвы, но и подпочвы человеческой жизни, и именно поэтому люди не понимали и не замечали их. Этот процесс ощутить было так же трудно, как трудно ощутить работу времени. В мучениях голода, в ночных страхах, в ощущении надвигающейся беды медленно и постепенно началось высвобождение свободы в человеке, то есть очеловечивание людей, победа жизни над нежизнью… Кто из гибнущих и обреченных мог понять, что это были первые часы очеловечивания жизни многих десятков миллионов немцев после десятилетия тотальной бесчеловечности!»>{43}Для Федеративной Республики Германия было знаменательно, когда президент страны Рихард фон Вайцзеккер в 1985 г. в официальной речи в парламенте подчеркнул, что, несмотря на индивидуальные судьбы многих миллионов людей, события 1945 г. означали освобождение. Это был долгий путь к признанию вины и ответственности немецкого народа.
Публикации писем в 1950-1970-х гг. не имели заметного резонанса, так как в обществе доминировали оценки немцами себя как жертв, общество было не готово воспринять правду, говорить о ней. Но сменились поколения, выросла новая генерация, которая после «спора историков» 1986-1987 гг. начала ставить неудобные вопросы и отвечать на них со всей прямотой. Обращение к архивам, к сюжетам, которые еще 10-15 лет не могли найти своего читателя, привели к большому интересу со стороны общества и к выставке с непривычным для Германии названием «Война на уничтожение. Преступления вермахта в 1941-1944 гг.», прошедшую с марта 1995 до ноября 1999 г. в 32 городах Германии. Новый виток интереса общественности к проблемам вины и жертвам обстоятельств или собственного выбора каждого немца проявился в горячей дискуссии в германских газетах о новой книге интернационального состава ученых об участии МИД Германии во всех преступлениях нацистского режима.
Газета «Badische Zeitung», откликаясь на дату 70-летия начала Второй мировой войны, обратилась к письмам из собрания Штерца. Она процитировала часть из них, приглашая читателей проникнуться рассказами нескольких солдат из 20 миллионов немцев, совершивших кровавый поход по Европе, и составить при этом собственное мнение о войне и нацистской диктатуре. Данный факт показывает, что этот источник востребован сегодня как никогда прежде>{44}.
Работа над письмами из сталинградского окружения приобрела в современной России общественное звучание. Эта тема присутствовала на авторитетных международных научных конференциях>{45}, в совместных проектах российской и немецкой молодежи, осуществленных Волгоградским государственным университетом>{46}. Студенты двух стран читали письма советских и немецких солдат, пытались проникнуть в ткань времени, переосмысливали многое из того, что, казалось, было ранее незыблемым. Письма дали новые знания, показали ценность общения, а самое главное — заставили задуматься о ценности человеческой жизни. Когда молодые люди посетили кладбище в Россошках (где рядом находятся могилы советских и немецких солдат), один из немецких студентов с болью в голосе, обращаясь скорее к себе, сказал: «Зачем наши деды пришли сюда?»
Молодое поколение историков, которое только начинает вхождение в профессию, анализируя человеческие документы, «непреднамеренные свидетельства», какими являются письма из сталинградского окружения, учится проникать «глубже лежащих на поверхности фактов», узнавать между строк документа о прошлом «значительно больше, чем ему угодно было нам открыть»>{47}.
Указанные эпистолярные документы резко отличаются от воспоминаний, которые пишутся с целью последующей публикации, от переписки официального характера. Личные письма не предназначались для прочтения (за исключением цензуры) или публикации. Поэтому они тем более ценны, поскольку отражают, нередко с беспощадной откровенностью и прямотой моральное и физическое состояние немецких солдат и офицеров. Перед исследователем предстает «субъективная реальность» сталинградского окружения — предсмертные мысли и чувства людей, попавших в колеса гитлеровской военной машины и выступавших в двойной роли — роли преступника и жертвы.
Постепенно меняется сознание, совершенствуется методология исторических исследований, в обиход историков прочно вошел инструментарий «устной истории», «истории повседневности».
Какие новые вопросы ставят эти источники, какие новые горизонты открывают? В первую очередь необходимость их использование как полноправных источников по истории Великой Отечественной войны, наряду с приказами, отчетами, другими делопроизводственными материалами, периодической печатью и воспоминаниями.
