Хосе Марти. Хроника жизни повстанца - [93]
9 мая они вышли в долину Кауто, самой большой кубинской реки. Потоки воды, мутные и бурлящие после первых весенних дождей, неслись к морю, сжатые глинистыми обрывами. Марти вспомнил, как в «Сан-Пабло» он писал стихи о «седом Кауто»: «Повсюду бурь раскаты и наших пушек гром».
А теперь здесь, неподалеку от Кауто, сражались отряды храброго бородача генерала Бартоломе Масо. Марти отправил к нему ординарца: «Не могу продолжать путь, не увидевшись с вами во имя единства, для которого созрела наша революция».
В ожидании Масо Гомес приказал разбить лагерь у местечка Дос-Риос[58], где в Кауто впадает извилистая Контрамаэстре.
Уже месяц Марти дышал воздухом восставшей Кубы. Уже месяц, несмотря на протесты и просьбы, его называли президентом.
— Уж лучше называйте меня генералом, — шутливо сказал он Гомесу.
— Генералом? — переспросил Гомес и хитро прищурился. — Представь себе, Пепе, генерала, и притом весьма недурного собой. Он ловок, воодушевлен, его мачете всегда наготове. Он хороший генерал. А теперь представь себе его президентом. Я не знаю, что случается с генералами, когда они становятся президентами, но один мой ученый друг говорил, что они портятся…
Проходили дни, а Масо все не было. Томясь от бездействия, Гомес водил свой крохотный отряд в рейды по окрестностям, устраивал завалы из пальм на дорогах, выпускал из загонов брошенный хозяевами скот.
Марти не мог сидеть на коне — скитания по горам разбередили старые, оставшиеся еще с каторги раны. Когда шел дождь, он работал в старом дощатом домике, сидя у единственной обитой цинковыми листами стены, — в щели трех других стен немилосердно дуло. В ясные вечера он просил ординарца привязывать гамак под деревьями.
Когда лагерь стихал, он втыкал в землю возле гамака длинную палку и бечевкой приматывал к ней серную свечу. Пальмы шелестели, и звезды, помаргивая, смотрели на Дос-Риос сквозь разрывы в синих ночных облаках. Не спали только дозорные. В эти тихие часы Марти писал.
Вечером 18 мая, прислушиваясь к далекому эху выстрелов, он начал письмо Мануэлю Меркадо в Мехико:
«Дорогой брат мой!
Наконец-то я могу написать вам… Каждую минуту я могу погибнуть за родину, пасть, выполняя свой долг. Я знаю, в чем он состоит, и у меня хватит мужества выполнить его до конца. Мы должны добиться независимости Кубы, иначе Соединенные Штаты захватят Антильские острова и отсюда обрушатся на земли нашей Америки. Все, что я сделал до сих пор, и все, что мне еще предстоит совершить, — все для этого…
Путь к аннексии стран нашей Америки жестоким, агрессивным и презирающим нас Севером… следует преградить во что бы то ни стало, и мы, кубинцы, загораживаем его своей грудью…
Эта война началась вовремя; даже если все враждебные силы открыто выступят против нас, все равно еще не поздно помешать аннексии Кубы Соединенными Штатами.
В сельской местности мы, вне всякого сомнения, хозяева положения. У ворот городов мы или одерживаем победу, или наша армия вступает в город торжественным маршем под ликующие возгласы народа, охваченного энтузиазмом, граничащим с благоговением. Мы следуем к центру острова. Там я сложу перед революцией, которой помог разгореться, полномочия, данные мне эмиграцией и признанные в стране, ныне эти полномочия должны быть возобновлены собранием делегатов кубинского народа, то есть вооруженных революционеров. Революция требует широкого и полного республиканского представительства.
Вы знаете меня. Я буду защищать только то, что гарантирует победу революции и служит ей. Я сумею стать рядовым и не почувствую от этого никакой обиды, ибо буду знать, что идея моя жива…»
На рассвете сквозь шелест листьев донесся дробный перестук копыт. Из-за рыжего прибрежного бугра с факелами в руках вылетели всадники в пальмовых сомбреро. Марти отложил письмо и встал навстречу генералу Масо, лихо осадившему породистого жеребца.
А в это время, словно гигантская мохнатая гусеница, к Дос-Риос подползала ощетинившаяся штыками колонна испанских войск полковника Хименеса де Сандоваля. Полковник поднял колонну с бивака еще затемно, и в ту минуту, когда Марти обнимал Масо под приветственные крики четырехсот мамби, испанцев отделял от Дос-Риоса всего двухчасовой марш-бросок.
После завтрака Гомес выступил с маленькой речью, уступив место Масо. Марти говорил последним, и легкие утренние лучи солнца освещали сотни взметнувшихся рук с мачете.
— Вива президент! Вива Марти!
Он кончил речь, но крики не смолкали. И только когда чуть в стороне сухо треснул пистолетный выстрел, вдруг наступила напряженная, сдавленная и пугающая тишина.
Стрелял Борреро. Он разрядил пистолет в воздух, потому что прискакавший из-за Контрамаэстре гуахиро сообщил о появлении врага. Испанцам удалось снять оставленных Гомесом дозорных и подойти к лагерю вплотную. Через минуту из-за реки донесся звук пушечного выстрела. Гомес прыгнул в седло.
— Борреро, ты со своими людьми обходишь их пушки по оврагу справа! Масо, ты остаешься в центре, вместе с Марти! Остальные — за мной!
Испанский авангард был смят и изрублен тяжелыми мачете успевших вскочить на коней повстанцев. Но этот успех не решил боя. Построившиеся в несколько каре испанские пехотинцы посылали залп за залпом вслед рассыпавшимся по долине всадникам. Белый дым стелился над Дос-Риосом. Силы были слишком неравны.
Новую книгу «Рига известная и неизвестная» я писал вместе с читателями – рижанами, москвичами, англичанами. Вера Войцеховская, живущая ныне в Англии, рассказала о своем прапрадедушке, крупном царском чиновнике Николае Качалове, благодаря которому Александр Второй выделил Риге миллионы на развитие порта, дочь священника Лариса Шенрок – о храме в Дзинтари, настоятелем которого был ее отец, а московский архитектор Марина подарила уникальные открытки, позволяющие по-новому увидеть известные здания.Узнаете вы о рано ушедшем архитекторе Тизенгаузене – построившем в Межапарке около 50 зданий, о том, чем был знаменит давным-давно Рижский зоосад, которому в 2012-м исполняется сто лет.Никогда прежде я не писал о немецкой оккупации.
В книге известного публициста и журналиста В. Чередниченко рассказывается о повседневной деятельности лидера Партии регионов Виктора Януковича, который прошел путь от председателя Донецкой облгосадминистрации до главы государства. Автор показывает, как Виктор Федорович вместе с соратниками решает вопросы, во многом определяющие развитие экономики страны, будущее ее граждан; освещает проблемы, которые обсуждаются во время встреч Президента Украины с лидерами ведущих стран мира – России, США, Германии, Китая.
На всех фотографиях он выглядит всегда одинаково: гладко причесанный, в пенсне, с небольшой щеткой усиков и застывшей в уголках тонких губ презрительной улыбкой – похожий скорее на школьного учителя, нежели на палача. На протяжении всей своей жизни он демонстрировал поразительную изворотливость и дипломатическое коварство, которые позволяли делать ему карьеру. Его возвышение в Третьем рейхе не было стечением случайных обстоятельств. Гиммлер осознанно стремился стать «великим инквизитором». В данной книге речь пойдет отнюдь не о том, какие преступления совершил Гиммлер.
В этой книге нет вымысла. Все в ней основано на подлинных фактах и событиях. Рассказывая о своей жизни и своем окружении, я, естественно, описывала все так, как оно мне запомнилось и запечатлелось в моем сознании, не стремясь рассказать обо всем – это было бы невозможно, да и ненужно. Что касается объективных условий существования, отразившихся в этой книге, то каждый читатель сможет, наверно, мысленно дополнить мое скупое повествование своим собственным жизненным опытом и знанием исторических фактов.Второе издание.
Очерк этот писался в 1970-е годы, когда было еще очень мало материалов о жизни и творчестве матери Марии. В моем распоряжении было два сборника ее стихов, подаренные мне А. В. Ведерниковым (Мать Мария. Стихотворения, поэмы, мистерии. Воспоминания об аресте и лагере в Равенсбрюк. – Париж, 1947; Мать Мария. Стихи. – Париж, 1949). Журналы «Путь» и «Новый град» доставал о. Александр Мень.Я старалась проследить путь м. Марии через ее стихи и статьи. Много цитировала, может быть, сверх меры, потому что хотела дать читателю услышать как можно более живой голос м.
«История» Г. А. Калиняка – настоящая энциклопедия жизни простого советского человека. Записки рабочего ленинградского завода «Электросила» охватывают почти все время существования СССР: от Гражданской войны до горбачевской перестройки.Судьба Георгия Александровича Калиняка сложилась очень непросто: с юности она бросала его из конца в конец взбаламученной революцией державы; он голодал, бродяжничал, работал на нэпмана, пока, наконец, не занял достойное место в рядах рабочего класса завода, которому оставался верен всю жизнь.В рядах сначала 3-й дивизии народного ополчения, а затем 63-й гвардейской стрелковой дивизии он прошел войну почти с самого первого и до последнего ее дня: пережил блокаду, сражался на Невском пятачке, был четырежды ранен.Мемуары Г.
Судьба Рембрандта трагична: художник умер в нищете, потеряв всех своих близких, работы его при жизни не ценились, ученики оставили своего учителя. Но тяжкие испытания не сломили Рембрандта, сила духа его была столь велика, что он мог посмеяться и над своими горестями, и над самой смертью. Он, говоривший в своих картинах о свете, знал, откуда исходит истинный Свет. Автор этой биографии, Пьер Декарг, журналист и культуролог, широко известен в мире искусства. Его перу принадлежат книги о Хальсе, Вермеере, Анри Руссо, Гойе, Пикассо.
Эта книга — наиболее полный свод исторических сведений, связанных с жизнью и деятельностью пророка Мухаммада. Жизнеописание Пророка Мухаммада (сира) является третьим по степени важности (после Корана и хадисов) источником ислама. Книга предназначена для изучающих ислам, верующих мусульман, а также для широкого круга читателей.
Сергея Есенина любят так, как, наверное, никакого другого поэта в мире. Причём всего сразу — и стихи, и его самого как человека. Но если взглянуть на его жизнь и творчество чуть внимательнее, то сразу возникают жёсткие и непримиримые вопросы. Есенин — советский поэт или антисоветский? Христианский поэт или богоборец? Поэт для приблатнённой публики и томных девушек или новатор, воздействующий на мировую поэзию и поныне? Крестьянский поэт или имажинист? Кого он считал главным соперником в поэзии и почему? С кем по-настоящему дружил? Каковы его отношения с большевистскими вождями? Сколько у него детей и от скольких жён? Кого из своих женщин он по-настоящему любил, наконец? Пил ли он или это придумали завистники? А если пил — то кто его спаивал? За что на него заводили уголовные дела? Хулиган ли он был, как сам о себе писал, или жертва обстоятельств? Чем он занимался те полтора года, пока жил за пределами Советской России? И, наконец, самоубийство или убийство? Книга даёт ответы не только на все перечисленные вопросы, но и на множество иных.
Жизнь Алексея Толстого была прежде всего романом. Романом с литературой, с эмиграцией, с властью и, конечно, романом с женщинами. Аристократ по крови, аристократ по жизни, оставшийся графом и в сталинской России, Толстой был актером, сыгравшим не одну, а множество ролей: поэта-символиста, писателя-реалиста, яростного антисоветчика, национал-большевика, патриота, космополита, эгоиста, заботливого мужа, гедониста и эпикурейца, влюбленного в жизнь и ненавидящего смерть. В его судьбе были взлеты и падения, литературные скандалы, пощечины, подлоги, дуэли, заговоры и разоблачения, в ней переплелись свобода и сервилизм, щедрость и жадность, гостеприимство и спесь, аморальность и великодушие.