Хорошо живу - [27]

— Ну-ну, — Борис Евгеньевич благодушно жмурился от солнца.

— Следовательно, этот ребенок уже состоятельный человек, в нем клад информации. И вот что я думаю, папа. Ведь родословная каждого человека, который нынче живет вместе с нами, уходит далеко-далеко, на много веков вглубь, даже на тысячелетия. Если заставить наш мозг вспомнить то, что было давно, что произошло с каким-нибудь нашим предком во времена Марфы Посадницы или еще глубже, при Ярославе Мудром, что видели глаза, скажем, новгородского ратника, что слышали уши купца, ходившего с товаром в Ганзу, что знал какой-нибудь нищий с паперти… Ведь это не просто голый факт, а весь комплекс событий, с разных точек зрения, все краски, все оттенки понятий, мнений, а!.. Ведь это что же будет! Я — и вдруг вспомню, как предок мой ходил на Византию, даже увижу собственными глазами, как князь Олег прибивает свой щит на воротах Царьграда…

— Фантазер, — сказал Борис Евгеньевич, все так же снисходительно усмехаясь. — Будто бы и увидишь Олегов щит! Больно просто у тебя. Ведь это было больше тысячи лет назад. Сколько поколений уложилось в это тысячелетие? Клади по двадцать пять лет на поколение — сорок! Предположим, твоя информация передавалась, что называется, из рук в руки — это сорок раз! — и каждый раз при передаче мог быть маленький дефект. Умножь его на сорок. Что ты имеешь? Бабушкины сказки. А ты хочешь увидеть ясными глазами храброго князя Олега перед вратами Царьграда.

— Ну, в принципе, пап, в принципе! Разве это совершенно невозможно восстановить?

— Это как же ты можешь вспомнить, что было до тебя? — строго спросил старик, уловив главную мысль старшего внука и не вдаваясь в детали его рассуждений. — Как же ты можешь увидеть, что было, когда тебя вовсе на свете не было? А?

Витя, шагавший рядом, звонко захохотал.

— Ты того… — старик покрутил пальцем у виска. — Доучился, парень, до ручки. Ученье — свет, это, парень, только для умного, а дураку от ученья — тьма.

Старший внук — он ростом был на голову выше деда — покровительственно обнял его за плечи и сказал, обращаясь к остальным:

— Сейчас я еще раз проверю эту идею. Я вас всех постепенно приведу в свою веру. Если дед ее одобрит — все, так оно и есть.

— Давай, давай, — благодушно отозвался Борис Евгеньевич.

Он и плечи расправил, и голосом раздобрился — блаженствует человек!

— Дед, ну ты сам посуди, — стал объяснять Андрей, — какие сны может видеть ребенок в утробе матери? Ведь все, что снится, это отражение того, что видел. Как в зеркале. Сначала ты увидишь человека в жизни, а уж потом его же во сне. Но не наоборот! Понимаешь? А что было в жизни ребенка, если он еще не родился? Улавливаешь? Что он там может видеть? А он видит! Это установили и доказали. Видит сны. Вот ведь какой фокус!

Старик и раз и два оглянулся на невестку. Он считал разговор насчет материнской утробы рискованным и был даже немного смущен. Но невестка, слушая все это, не проявила никакого беспокойства насчет познаний своего старшего сына в «запретной» области. Это сбивало с толку, а Андрей продолжал:

— Значит, вывод делаем такой: ребенок видит во сне то, что видели в жизни его отец, или дед, или прадед, или еще кто-нибудь подальше. То есть он видит то, что уже заложено в памяти ребенка задолго до его появления. Лежит там до поры до времени. Это такое, что мы основательно подзабыли и не можем вспомнить. Понимаешь, дед?

Старик пожевал губами и промолчал, а внук опять поравнялся с отцом:

— Я вот только думаю, пап: тут много утраченного безвозвратно. К примеру, я помню только то, что ты пережил и испытал, видел и знал до какого-то возраста. Сколько тебе было, когда я родился?

— Двадцать шесть.

— Ну вот, во мне твой жизненный опыт до двадцати шести лет. Все, что было позднее, ты передаешь мне менее эффективным способом: с помощью нотаций, нравоучений и так далее.

Борис Евгеньевич оценил юмор сына по достоинству и улыбнулся.

— И ты сам, пап, помнишь только то, что случилось с твоим отцом до… Дед, тебе сколько было лет, когда папа родился?

— Не помню. Я молодой женился, восемнадцати лет.

Андрей удивленно свистнул, а Витя — тому и вовсе показалось смешным.

— Мам! — закричал он. — Дедуля наш в десятом классе женился. Он был примерно с нашего Андрея, и у него уже были дети. Не хочу учиться, а хочу жениться.

— В десятом… — пробормотал старик. — Я и трех-то не кончил… А как женился, дети пошли, сначала Михаил, потом Борька.

— Борька — это наш папа, — вставил младший внук.

— Следовательно, — продолжил Андрей, — и я могу помнить только то, что было с дедом примерно до двадцати лет, и с прадедом примерно та же история. Таким образом, налицо большие потери.

— Ты еще то имей в виду, — сказал Борис Евгеньевич, — что некоторые родовые линии пресеклись, их кладовые памяти пропали для нас бесследно, они не могут быть восстановлены.

— Погоди-ка, пап, это ты о чем?

— Да вот тебе пример с Иваном Грозным. Его линия пресеклась. И вся династия Рюриковичей не будет представлена в твоих кладовых. Она исчезла, не оставив потомков. Белое пятно на панораме памяти.

— Верно. — Андрей опечалился. — И ведь мало ли таких родовых линий пресеклось! И царей, и простых людей.