Хорошая война - [59]

Бык запек все тушки еще утром, поставил тесто для пирогов, озадачил поварят подготовкой начинки и ушел на "премьеру нравоучительного спектакля". Вернувшись, поставил в печь пироги и принялся устанавливать и украшать «танцоров». Смирившись с тем, что мясо будет холодным, Бык посчитал, что должна быть и горячая часть. Пироги должны были отправиться в замок сразу из печки, заботливо уложенные в подогретые короба с плотными крышками.

Патер же, вернувшись в монастырь, довольно долго молился, а потом пришел в жилище паломников и обнаружил там всех участников вчерашнего "мозгового штурма", которые после спектакля остались посмотреть штурм и только что вернулись.

— Знаете ли вы, божьи люди, что нашего брата Каспара-кукольника сегодня убили? — с порога начал Патер.

— Как! Почему? За что? — взволновались послушники.

— За наш с вами нравоучительный спектакль, — ответил Патер.

— Его допрашивали и пытали? — спросил студент-тиролец, написавший все песенки по-итальянски.

— Нет, с ним никто не разговаривал. Его просто ударили ножом.

— Может быть, его хотели ограбить? — спросил саксонец, помощник плотника.

— Деньги забрали стражники, — ответил Патер.

— Неужели наш епископ так глуп, что не приказал взять Каспара живым и узнать, кто его предал? — удивился портной из Гамбурга.

— Я думаю, это не епископ, — ответил Патер.

— Но кто же тогда?

— Альфиери.

— Тот самый Альфиери, который открывал турнир вместе с графом Фальконе? Он не выглядит дураком, — усомнился бондарь из Штирии.

— Если считать, что никто не дурак, то придется признать, что у кого-то был умысел убить Каспара, не узнавая, кто за ним стоит. Спросим, кому это выгодно. Если бы епископ узнал, что Каспару помогали аж девять человек, а они узнали от пьяного келаря, который мог разболтать всему городу, что бы сделал епископ?

— Отменил бы сделку. Или отложил, — предположил второй гамбуржец, по виду матрос.

— А визитаторы? — спросил плотник-саксонец.

— Визитаторы, — ответил Патер, — относятся к проверяемым с уважением. Они могут освободить более-менее порядочного епископа от должности по-хорошему, без шума. Но епископа, пойманного за руку при хищении, они снимут с позором. Епископу нет смысла рисковать, устраивая сделку любой ценой. Деньги деньгами, но, если он поставит на свою репутацию клеймо вора, рыцари изгонят его из своего круга.

— Причем тут Альфиери?

— При том, что он в этой сделке тоже получает прибыль, но не рискует ничем. Как Михель в нашей комедии.

— Точно! — воскликнул первый гамбуржец, — это же мы сами ему подсказали. Судья наказывает Вюрфеля, и Михель получает все.

Теперь всем все стало понятно. Кроме одного, — что делать? Слово взял Патер.

— Для нас ничего не меняется. Если Альфиери ничем не рискует, мы не можем оказывать на него влияние. Мы должны снова намекнуть епископу, что он не прав. Пусть он думает, что весь город знает о его подлом замысле.

— Может быть, намека недостаточно? Может быть, стоит выйти на рынок и рассказать всему городу? — спросил простодушный пивовар из Мюнхена.

— Нет, мы не должны так делать, — твердо сказал Патер, — мы не можем порочить человека, под чьей крышей живем, не имея никаких доказательств его вины. Тем более, что даже вины еще нет, а есть только намерения.

— Ближе к делу! — сказал матрос. Как мы намекнем? Запишемся на прием? Пройдем перед ним как на параде? Напросимся все вместе к нему на исповедь?

— И как мы узнаем, что епископ принял к сведению наши намеки? — спросил тиролец.

— Мы возьмем с него слово, — ответил Патер.

Послушники рассмеялись.

Современный читатель вряд ли представляет, что такое честное рыцарское слово, клятва именем Господа и прочие обязательства без материального обеспечения. Попробую объяснить. Как уважаемый читатель и сам отлично знает, божья тварь, известная как хомо сапиенс, от природы не блещет честностью и добросовестностью. Как правило, для того, чтобы "человек разумный" исполнил взятые на себя обязательства, необходимо, чтобы в силу внешних обстоятельств ему было выгоднее исполнить обязательство, чем не исполнить. В наше время этими внешними обстоятельствами являются законы, соблюдение которых контролирует такая серьезная организация, как государство. В Средние века чем богаче и знатнее был человек, тем меньшее влияние на него могло оказать государство. На практике это означало, что среди даже самых мелкотравчатых дворян считалось плохим тоном вовремя расплачиваться с кредиторами неблагородного сословия, а король мог безнаказанно месяцами задерживать жалование государственным служащим, включая воюющую армию.

Из отсутствия гарантий логическим образом вытекает бессмысленность заключения любых разнесенных во времени сделок и, следовательно, полная анархия в торговых отношениях. Что, однако, не подтверждается историей. Почему? Потому что в качестве гаранта выступал Бог. Средневековые христиане уважали Бога никак не меньше, а то и больше, чем наши современники уважают государство. По крайней мере, наказание за дурные поступки от Бога считалась неминуемым, в отличие от земных наказаний. Получив от контрагента клятву, заверенную по религиозному обряду, можно было с уверенностью сказать, что сей контрагент на момент заключения договора действительно был намерен свои обязательства исполнить, и что он приложит к этому некоторые усилия.