Хорошая компания - [10]
Флора помнила, что тем летом «семнадцатилетняя саранча» сидела на стволах со своими пошлыми прозрачными крыльями и жуткими красными глазами – они приводили Руби в ужас. Еще в тот год вокруг пруда поселился миллион древесных лягушек («Что дальше? Язвы?» – спросила Марго), и все, кто мог, ловили их и приносили в горсти Руби, которая держала лягушек – безуспешно – в большом красном ведре. Флора помнила, как Руби в то лето перестала бояться плавать, и когда Флора по вечерам ее укладывала и утыкалась носом в толстенькие складки на ее шее, от нее пахло прудом, чисто и травянисто, с легким подтоном гнили.
Еще то лето было летом Марго и Руби. Как-то днем, когда Флора и Марго смотрели, как Руби играет на веранде с двумя куклами, Марго вскинулась и шикнула на Флору, спросив: «Что она говорит?» Они подобрались поближе, прислушались и посмотрели друг на друга, не веря своим ушам, поскольку звучало то, чему предстояло в то лето стать лучшей историей на вечеринках: пятилетняя Руби произносила текст Марго из «Сурового испытания»: «Джон, я считала себя такой дурнушкой, – говорила одна ее Барби другой. – Мой дом был холоден».
Но пропавшее кольцо Джулиана? Оно не выглядело частью истории, на которую нужно было обратить внимание.
Флора не могла выяснить, с чем именно имела дело, по крайней мере до позднего вечера, потому что Джулиан собирался на вечеринку прямо с работы, и все они ехали к Марго. Она не станет звонить ему на площадку; даже если он сможет взять трубку, будет один и ему удобно будет говорить, это не тот разговор, который надо затевать во время перерыва.
Флора вышла во двор, потому что стены кухни, казалось, ходят ходуном, оскверненные одним присутствием кольца. В кухне ей всегда было так хорошо, с этими распашными окнами и крошечным уголком для завтраков. Флора сидела там по утрам, читая новости, и, когда требовалось, распевалась и делала упражнения для связок. Пила кипяток с медом. Смотрела нелепый спектакль природы прямо за стеклом. Нежные желтые бабочки, всегда летавшие парами, метались друг у друга на пути. Плавные пчелы зависали над лавандой, росшей вдоль дома. Ящерицы показушно отжимались на подпорной бетонной стенке. Яркая розово-оранжевая бугенвиллея, местная распутница, вторгалась везде, где могла. Флора словно жила на задворках киностудии, только все это было настоящее – и ее.
Ее телефон зажужжал, и она бросилась обратно в кухню. Она не собиралась нарочно беспокоить Джулиана, но если он сам позвонит…
Это было сообщение от Марго.
Ты где? Не поверишь, какой у меня выдался денек.
Ну, нас таких двое, подумала Флора. Она не стала отвечать. Зачем ей выслушивать, как ужасно прошло у Марго интервью, ее жалобы на журналистку и, как всегда, негодование по поводу этих-с-телефонами. Марго никогда бы не призналась никому, даже себе, но если она и ненавидела что-то больше мобильных телефонов, то это когда на нее не обращали внимания на людях. Флора видела, как Марго роняла кофе со льдом, притворялась, что споткнулась, повышала голос, чтобы всем пришлось посмотреть, кто это так орет, – только чтобы ее узнали, задержали взгляд, улыбнулись удивленно и подошли.
Флора была не в настроении. Ей нужно было пройтись.
Когда они только переехали в Лос-Анджелес, именно прогулки помогли Флоре освоиться на Западном побережье. Она лучше всех осознавала иронию. «Лос-Анджелес! – с тревогой говорили все вокруг, заслышав о переезде. – Но там столько машин! Смог! Интеллектуальный упадок!» Почти смешно, как реагировало ее нью-йоркское окружение. «Уж лучше вы, чем мы» – это она слышала почти каждый день, хотя многие из ее друзей ухватились бы за возможность получить роль в сериале и для разнообразия заработать настоящие деньги. Поначалу это было забавно, но вскоре стало раздражать.
– Люди что, не понимают, что говорят о моей жизни? А что бы они говорили, если бы мы переехали в Лондон? – спросила она Джулиана. – В Чикаго? Это просто невежливо.
– Согласен. Невежливо.
– Если бы я сказала, что мы переезжаем в Талсу, они бы тоже говорили: «Уж лучше вы, чем мы»?
– В Талсу? Возможно.
Флора взвилась.
– Ты ведь понимаешь, о чем я.
– Понимаю. Но давай не будем лицемерить. Сколько раз мы сидели в нашей кухне-столовой, – он широким жестом обвел крошечный закуток, где едва хватало места для двоих взрослых, что уж говорить об их дочери, которая в последнее время росла просто на глазах, конечности у нее каждое утро, когда она выходила из спальни, казалось, еще немножко вытягивались; в прежние времена, до перестройки здания, здесь была чья-то прихожая. – Сколько раз мы сидели здесь и чувствовали себя лучше Марго и Дэвида, потому что остались в Нью-Йорке? Потому что нам не слабо остаться.
Флора понимала, что он прав и что внезапно пылкой защитницей Западного побережья она стала из-за того, что не могла сама себе признаться, как тяжело будет уехать из Нью-Йорка, из Вест-Вилледж, из дома, от своего сердца, от своих. Переезд они начали обсуждать в шутку, которую Флора радостно поддержала, потому что все это казалось невероятным. Флора в Лос-Анджелесе? Джулиан в Лос-Анджелесе? Они были манхэттенской до мозга костей парой, знали, как жить в этом городе, в квартире с фиксированной оплатой, в районе с хорошей школой, с единственным ребенком, которому хватит и крошечной комнаты.
