Хореограф - [60]

– Может, вместо того чтобы рисовать в своем воображении трагические картины карьерного краха, стоит больше верить в себя?

– А я и верю. Что мне еще остается? Слушай, я понял свою психическую проблему: во мне борются заниженная самооценка и мания величия! – развеселился вдруг парень.

– Скажи им, чтоб дружно жили. Потому что если победит что-то одно, то всё – хана! – со знанием дела посоветовал Марин. – Ты, кажется, в караоке когда-то пел? – Он кивнул на бегущую строку над входом бар.

– Я тебя умоляю…

– А что? Я так давно не слышал, как ты поешь.

– Ты не прикалываешься? Ты реально хочешь услышать?

– Реально хочу.

– Ладно, пойдем.

В баре Залескому пришлось аккуратно вывернуть микрофон из рук изрядно набравшегося соотечественника, вежливо сопроводить его к столику и даже заказать ему порцию спиртного в качестве компенсации за недополученное удовольствие.

Мальчишка замешкался, выбирая композицию. Марин замер в предвкушении. Lift Me Up! Ну что ж, неплохой выбор. Правда, он никогда не вслушивался в текст: песня выполняла роль расслабляющего саундтрека к бесконечным столичным пробкам. Но прозвучавшие слова поразили хореографа. Он счел себя прямым адресатом этого взволнованного обращения:

… если ты поднимешь меня,

Просто проведешь меня сквозь этот мрак,

Я знаю, что тогда я всё выдержу,

Мне хватит сил, чтобы попытаться.

(перевод Софии Ушерович)

Что это? Он наконец озвучил цену? Он выстраивает стратегию? Исподволь готовит Залевского к той роли, которую намерен ему отвести в своей жизни? А ведь он даже не смотрел на Марина, когда пел. Как далеко он готов зайти, как далеко простереть свою сыновнюю покорность? Мельтешение противоречивых мыслей мешало принять решение сердцем. Из любви к Адмету Аполлон согласился пасти его стада. Залевский мучился вопросом, как поступить. Мальчишка молчал. И это было понятно – он уже все сказал одним только выбором песни. Вот если бы парень просто попросил… Почему бы просто не попросить? Трудно выговорить это: «помоги мне»? Возможно, он не хочет одалживаться. Ждет, что сильные предложат сами.

Марин мог бы объяснить ему, что каждый проходит свой путь в одиночку. Каждый должен самостоятельно одолеть этот мрак – неопытности, невостребованности, крушения надежд на быструю карьеру. Но он знал, что это глупости и фарисейство. Все вокруг завязано на деньгах. Талант у одних, а деньги у других. И никакой талант не пробьется без денег и поддержки. И никто не станет пасти его стада бескорыстно. Им будут заниматься только из любви. Или за любовь. Надо чем-то платить, оплачивать свой подъем. Молодые платят телом – единственным своим богатством, основным капиталом. Так заведено. Марин мог бы помочь ему, подстраховать финансово, пока он «встанет на крыло». Да и предложение сделал ему роскошное – петь в его спектакле. Он никогда не жалел денег для своих возлюбленных. Но это ничего не даст парню, кроме некоторого улучшения качества жизни. И сам Марин еще слишком хорош, чтобы покупать любовь. Разве в него нельзя влюбиться? Да любой артист его труппы!.. Но ему нужен почему-то этот. И хореограф заподозрил, что подсознательно уже готов «пасти его стада» – как-то продвигать, что-то предпринимать. Не открыто, конечно, но тайно, через известных ему людей. Или еще не готов? Он совершенно не знаком с этим полем деятельности, там работают какие-то совсем другие механизмы, там правят бал другие телеканалы, специальные, другие издания. В конце концов, у него есть свой театр, артисты, находящиеся на его попечении, множество прочих забот.

– Марин, это просто песня.

Неужели он бормотал это вслух?

– У тебя на лице написана напряженная работа мысли, – усмехнулся мальчишка, – и ты эту мысль пережевываешь с тех пор, как я закрыл рот и отдал микрофон. Расслабься!

Это могло означать только одно: парень думал о том же самом. А теперь он открывает Марину путь к отступлению. Освобождает его. Что ж, это великодушно. Но скоро настанет день, день его восемнадцатилетия – своеобразный психологический рубеж для самого Залевского, преодолев который, Марин решится. Или остынет. Во всяком случае, он оставит выбор за ним. Только пусть это будет осознанный выбор. А уж он попытается пробудить в нем желание. Как же ему хотелось, чтобы этот человек влюбился в него! И сквозь думы, отягощавшие его, хореограф услышал:

– Но я намерен взять у тебя несколько уроков балета. Хочется подпрыгнуть реально высоко, – пошутил мальчишка и пояснил уже серьезно: – понимаешь, я боюсь застрять на стадии разбега. Некоторые бегут-бегут всю жизнь, и никак не могут прыгнуть.

– Ты хотя бы бежишь. А большинство озабочено в этой жизни лишь тем, чтобы принять наиболее комфортную позу, – поделился наблюдениями Залевский. – Но ты же одними своими переживаниями живешь! У тебя фон отсутствует, контрапункт. Ты – вне мира. Ты не стремишься его познать. Ты с миром только на бытовом уровне контактируешь. Одна только жажда эмоций вместо интеллектуального опыта.

– С чего ты взял?

– Да вижу. И слышу.

– Чувственный опыт – это тоже опыт познания мира. А в период накопления опыта надо на что-то жить.

Деньги! Ему нужен опекун с деньгами. Спонсор. Как и всем им – молодым, босоногим талантам. Но это совсем не те деньги, которыми Марин привык баловать своих любовников. Этот хотел большего. Удержаться в шоубизе можно только путем огромных вложений – в ротации на радио и телевидении, в запись песен, в клипы, что там еще у них? И кто-то должен обеспечить презренным металлом его страстное стремление к цели, готовность к сверхнапряжению и жертвенности ради достижения этой цели, его отчаянное сопротивление потоку. Его готовность взойти… Его восхождение. И артист прекрасно знает, что хочет получить спонсор за свои деньги.