Хомо пипогенус эректус - [13]

— В высшей степени отвратительно, по моему мнению, — заявил он, когда люди биологически летать не могут, а подкладывают себе вместо крыльев поролон.

— Это новая линия, — сказал член комиссии с самым толстым горбом. — А что вы здесь обсуждаете?

— Сначала размышляем. Было бы ошибкой действовать сразу. Это устаревшие методы, мы их теперь отвергаем.

— Присоединяйтесь к нам, Радарро, вы еще многому можете научиться.

«Благодарю покорно», — хотел сказать Радарро, но вместо этого молча спустился по лестнице.

В пустом зале он попробовал сесть так же, как комиссия. «Все равно мне не хватает накладного горба», — думал он.

Возвращаясь домой, он на многих крышах увидел подобные собрания. Не всегда он мог различить, кто из участников был ортогенной, а кто человеческой природы.

В витринах больших магазинов модной одежды он увидел округлой формы пиджаки, куртки, пальто, платья, которые горбатились на спине. В парфюмерных лавках лежали крем-пудра желтого цвета и специальный лосьон, который придавал лицу морщинистость а-ля пипо. Перед зданием университета он увидел студенток с круглыми лицами желтого оттенка и сгорбленными спинами. Возмущенный Радарро решил принести свой протест ректору. Он нашел его посреди что-то насиживающего горбатого собрания.

— У кого нет крыльев, тот не должен их имитировать! В гневе сорвал с ректора куртку и рубашку — и вдруг в руках его очутились перья. У ректора были самые настоящие крылья!

— Вы что, ортогенный? — растерянно спросил Радарро.

— К сожалению, не совсем, — ответствовал ректор. — Крылья лишь символически прикреплены к спине с помощью присосок, но я уверен, они обязательно прирастут, можете не сомневаться.

— Я нахожу это в высшей степени недостойным человека, — заявил Радарро.

На улице он казался себе отверженным: у него единственного не было куртки с наростом на спине, не говоря уже о крыльях.

Молодая девушка, элегантно округленная, прошелестела мимо него юбкой с неровным подолом и коротко взглянула на него сквозь черные очки. И Радарро увидел в них себя — дряхлого старца, который уже не в состоянии идти в ногу со временем.

Когда, усталый, он вернулся домой, на ограде сада он увидел купающуюся в лучах солнца Арапи. Она показалась ему менее ортогенной и даже как-то более человечной.

— Ах, — сказал он, — Арапи, если бы у меня были крылья, я предложил бы тебе улететь вместе со мной.

В ее очках он увидел себя несчастным инвалидом, за спиной у которого висели два обрубка.

— Насколько я знаю, у тебя есть самолет?

— Но я хочу настоящие крылья.

— Они не пойдут тебе, Радарро, изображения ангелов я считаю извращением.

Вечерело. Арапи сказала после паузы:

— Мне очень нравится в твоем доме, Радарро.

— Сними куртку и рубашку, я хочу посмотреть на твои крылья.

Легкий ветерок, которым потянуло от взмаха крыльев, будто погладил его по щеке.

— Пожалуйста, покатай меня немного.

Она несколько раз облетела с ним вокруг дома, взмыла вверх, потом плавно спустилась на землю.

— Спасибо, Арапи.

Лежа в постели, Радарро взвешивал возможности обзавестись крыльями, которые могли бы его поднять. «У нас уже есть искусственные конечности, думал он, — которые позволяют провести любую, самую сложную операцию, есть электронные руки, ноги, даже искусственные половые органы, удовлетворяющие самым взыскательным требованиям, так пусть меня прооперируют». Но потом он сказал себе, что тогда это станет массовым явлением, таким же, как подкладки на спине, желтая кожа, крылья на присосках.

Но он уже не мог подавить в себе стремление обзавестись ортогенными функциями. «Пусть даже я буду самым обыкновенным пипо».

Утром он напрасно пытался дозвониться в различные комиссии. Ничто больше не функционировало.

В городе ему пришлось пробиваться сквозь облака пыли. Ему показалось также, что он видел длинные очереди людей, стоящих за округлыми куртками с горбом.

Дома на ковре лежал разбитый пылесос, в коридоре валялась груда нечищеных человеческих и ортогенных ботинок.

И тут Радарро сделал то, что, по его мнению, еще не стало массовым явлением. Он взял щетку и вычистил все ботинки, какие только нашел. Потом он занялся сломанным пылесосом.

— Арапи, — позвал он, — я стану делать тут всю работу, если ты будешь каждый вечер и каждое утро хотя бы часок носить меня на своих крыльях.

Арапи лишь усмехнулась своим зеленым ртом. На Радарро нашла вдруг минута просветления:

— Нам ни в коем случае нельзя было создавать Августа Пипогенуса.

В очках Арапи он увидел себя примитивным пипо в синем рабочем халате.

Рано утром Радарро поджидал Арапи в саду. Он позвал ее. Крыша была пуста. Ему почудилось, что она сидит в вестибюле, но когда он всмотрелся пристальнее, оказалось, это его жена.

— А где все пипо, где Арапи?

— Мне кажется, все они улетели.

На письменном столе лежало письмо. «Нам стало скучно, слишком большой была интеллектуальная пропасть между нами», — писала Арапи.

— Что за наглость! — возмутился Радарро. Он позвонил Ирреверзиблусу.

— Да, — сказал Ирреверзиблус, — они покинули нас. И мой сын Август, к сожалению, тоже.

Он выглядел хотя и подавленным, но несломленным, когда вошел к господину Радарро.