Homo Negans: Человек отрицающий - [25]

Там, потеснив сложенные смарт-очки, покоился маленький, не больше одной из потухших линз визора, прямоугольник – плеер. Ив вложила его в руку Рори перед уходом, в последний момент, когда мальчик скорее ожидал, пары «ласковых» в её коронном пиратско-моряцком стиле.

– Ты точно решил, не передумаешь? – в десятый раз переспросила она, когда Рори уже стоял у стенного проёма. – Я понимаю, что это ужасно опасно, но мне казалось, ты все-таки…

Это диалог повторялся на разные лады уже добрый десяток раз. Девчонка всё не хотела верить, что он решил вернуться в Город, к своим.

– Слушай, Ив… – Рори запинался, как последний лузер, и никак не мог подобрать нормальные слова, чтобы объяснить, почему он решил уйти.

Как будто если бы он нащупал нужные выражения, из её взгляда исчезла эта невыносимая смесь горького разочарования и противоестественно-стойкой, неубиваемой надежды. Наверное, в их мире, зажатом среди ржавых развалин, между стеной и морем, по-другому просто не выжить. Постоянно приходится надеяться на чудо. Прости, не в этот раз.

– Ты пойми, я не могу. У меня родители, школа… Я ужасно тебе благодарен, правда, и Слане, и капитану, и даже Ламфаде, наверное. Но я не могу. Ты не переживай, я никому не скажу, честно.

– Ладно, ясно, как говорится, when your mind's made up…

– Кем говорится? – не понял Рори.

– Это из одной песни: «When your mind's made up, There's no point trying to change it[12]»…

– «Неужели она наконец сдалась?»

– Иди давай, – она махнула рукой в сторону дыры. Рори замялся, хотел еще что-то сказать, но сам не знал, что.

– Хотя нет, постой, дай руку. – Она достала из кармана металлический квадратик с маленьким экраном, на него были намотаны старинные проводные наушники. – Это мой плеер. Я видела, что тебе понравилась наша музыка. Там мои любимые треки – не много, у него памяти маловато, сам понимаешь, старьё, но работает пока. Выбери плейлист «Осень». Послушай, думаю, это твоё.

– Спасибо… Но как я тебе его верну?

– Как наслушаешься, оставь на крыше, под козырьком, возле двери. Я потом заберу как-нибудь. Только никуда его не подключай, не копируй и в сеть не сливай, ни в коем случае.

– Ага, я понял. Тогда… пока?

– Угу, вали уже, – пробурчала она нарочито грубо и отвернулась.

Рори перешагнул через обглоданный, топорщащийся клыками железой арматуры край бетонной пасти забора и побрел в сторону Города, не оборачиваясь, с зажатым в руке холодным квадратиком, наполненным музыкой.

Вернувшись домой, он вот уже три дня не мог оторваться от удивительных песен, которые были сложены давным-давно, когда люди еще и не подозревали о надвигающейся на них катастрофе. Они пели о вещах не всегда понятных, но некоторые положенные на музыку слова заставляли его сердце непривычно сжиматься, а мысли сами собой убегали куда-то далеко-далеко: к колышущимся на ветру пышным макушкам сосен, к солнечным бликам, отражающимся в хрусталиках росы на паутине, к стуку чужих шагов по отполированной дождем мостовой, к тихому шепоту чьих-то губ, открывающих ему тайны невиданных, невозможных, давно сгинувших миров.

Мужские и женские голоса рассказывали истории о себе и о других людях, и вся их жизнь как будто состояла из чувств, названия которых раньше ни о чем Рори не говорили, а теперь он барахтался в них, как застигнутая штормом утлая лодчонка, норовя утонуть, но упорно всплывая. Вся эта не вмещающаяся ни в какие буквы и ноты любовь: любовь ко всему на свете, от серых прибрежных камней до чьих-то зеленых глаз, обескураживала и буквально сбивала с ног.

Были там песни дикие и задорные, нахальные и злые, веселые и бесшабашные, грустные и проникновенные, до одури романтичные и до тошноты меланхоличные – любые, кроме плохих. Рори понял, что до знакомства с Ив и корабельщиками вообще не слышал нормальной музыки. То, что преподносилось в этом качестве в Городе было бессмысленным фоновым сопровождением в магазинах, рекламными джинглами или бездушными чеканными гимнами, но никак не песнями.

Он приложил браслет к пропускной панели и прошел под каменными блоками ворот, оказавшись на территории Замка. Отец редко брал его с собой на работу, а уж чтобы срочно вызвать вот так, прямо сюда – такого еще не было. Рори вынырнул из-за угла обложенного старым бурым кирпичом здания и оказался на небольшой квадратной площади, предваряющей вход в цитадель правительственного комплекса.

Зубчатая тень огромной круглой башни, где располагалось главное управление гарды, легла перед Рори темным вязким пятном, словно не желая пропускать дальше. Башня стояла в противоположном от ворот дальнем левом углу, а к ней примыкало не менее древнее строение, часовня, с множеством остроконечных башенок вдоль всего ребра крыши. Окна в ней тоже были стрельчатые, вытянутые, устремленные куда-то ввысь, к ясному осеннему небу.

Эта парочка раньше казалась Рори вопиющим анахронизмом, чем-то чужеродным, чему не место среди гладких, блестящих стеклом и промышленным суперпластиком фасадов. Еще недавно он удивлялся, почему такие уродливые пережитки допотопного прошлого не снесли или хотя бы не облицевали декоративными панелями, как большинство зданий в Городе, но сегодня он будто бы заново знакомился с этими строениями.