Холоп августейшего демократа - [40]

Машенька стояла как зачарованная. Ей казалось, что ещё не­много, и она, оттолкнувшись от этого ветрами отполированного камня, улетит туда, далеко, к кристально белоснежной, искря­щейся вечностью вершине! Может, и правда если долго-долго смотреть на эту великую гору, душа твоя может слиться с ней во­едино, и тогда тебе откроются великие тайны мира. Только жизнь твоя и помыслы должны быть чисты, как снега Белухи. Машень­ке было так хорошо, что объятия Еноха нисколько её не смутили, а скорее наоборот, она прижалась к нему, ещё более счастливая от мысли, что вот они оба удостоены чести видеть эту святую для Азии вершину, и она, как добрая и всё понимающая мать, благо­словляет их на нечто важное и неизбежное.

— Машенька, — боясь спугнуть девичье настроение, тихо произнёс опытный Енох, — вы самая прекрасная, чуткая и тре­петная девушка, которую я встречал в своей жизни.

Он говорил, речь его становилась всё более напористой, и Машенька чувствовала исходящий от него жар. — У меня всё путается в голове, — продолжал он, — это ей-богу какое-то на­важдение. Господи! Как я благодарен судьбе за это ночное путе­шествие, которое привело меня сюда, на эту гору.

— Нас привело, — сдавленным, будто чужим голосом до­бавила девушка.

— Да, да, конечно же, нас! Господи, как я рад. Машенька, не сочтите за глупость, но я. я. — Енох запнулся на полусло­ве, кровь стучала в висках, он и сам чувствовал, что его трезвый и практичный ум отказывается ему повиноваться. Неведомая и страшная сила переполняет его естество и готова перевернуть весь мир, что бы только это наивное стояние на открытой ветрам вершине горы никогда не кончалось. — Я люблю вас, Маша! — произнёс он, удивив самого себя.

Голова кружилась, казалось, ещё чуть-чуть, и она брякнется в обморок. «Господи, мамочки мои, что же мне делать? Что-то надо делать.» — она повернулась к нему, но ответить ничего не успела. Его губы властно и требовательно преградили путь и словам её и дыханию. Мир, горы, Белуха — всё завертелось и провалилось в мягкую бездну блаженства. Сколько продолжа­лось это безумие с их губами, она не смогла бы ответить, и только одна мысль стучала в голове: пусть это не кончается, не кончает­ся... Сначала мелкая дрожь, а потом неукротимый лихорадочный озноб охватил всё её тело, наполняя неведомым и непобедимым зовом.

Они разом разомкнули губы и, глупо глядя друг на друга, жад­но глотали широко раскрытыми ртами тягучий горный воздух. А потом как по команде рассмеялись во весь голос. Чуткое горное эхо, стократ усилив их радость, разнесло её по окрестным горам. Через мгновение весь поднебесный мир уже знал, что два одино­чества нашли друг друга и готовы слиться в единое целое.

Потом они ещё долго-долго целовались, гонялись друг за другом и просто дурачились. И неизвестно, чем бы всё это за­кончилось, не прерви их весёлые игры совсем, как показалось, недалёкий выстрел.

— Ой, что это было? — запоздало вздрогнула Машенька, по­глядывая из-за плеча Еноха в сторону крутого склона, где ещё билось эхо смертоносного звука.

Они смущённо и с явной неохотой поднялись с земли и, от­ряхивая с одежды мелкие травинки и камешки, настороженно прислушались.

Внизу послышался громкий женский крик.

— Господи, да это же, кажется, Эрмитадора! — Машенька рванулась вперёд, но Енох на лету словил её, почти грубо дёр­нув за плечо.

— Значит так, — другим, жёстким и незнакомым ей голосом произнёс он, — спешить, очертя голову, не следует.

Внизу опять раздались выстрелы. Один, два, три! После тре­тьего медведем взревел какой-то мужик. Хлестануло ещё два вы­стрела, эхо раздробило их об окрестные скалы, и на опешившую парочку гулко упала горная тишина.

Машенька не успела ни обидеться, ни испугаться, она лежа­ла на земле, плотно прижатая сверху Енохом, даже не успевшая сообразить, как он её повалил.

— Маша, — приподнимаясь на руках, произнёс мужчина, — дело, кажется серьёзное, лежите спокойно и не вздумайте поды­маться, мне показалось, что это в нас только что стреляли. — Он осмотрелся вокруг и прошептал: — На четвереньках, быстрень­ко, за мной вон к тем камням. — Неповоротливо, но проворно, как какой-то крупный зверь, он, смешно вихляя толстым задом, подался к трём большим продолговатым камням, лежащим над откосом, откуда вероятнее всего и стреляли.

Машенька, наверное, только сейчас по-настоящему испугав­шись, покорно следовала за Енохом, больно сбивая о камни локти и коленки. На какое-то время она потеряла из виду его медвежью фигуру, а когда добралась наконец до камней, с ужасом увидела, что его там нет. Машинально пытаясь отряхнуть с брюк зелень и землю, она переползла ближе к краю среднего камня и загля­нула за него. Крик ужаса застыл в горле. Прямо перед ней сидел здоровенный бандит, беспомощно прислонившись к горной рас­щелине, оружие валялось рядом в луже ещё плывущей по мел­кому песку крови. Карие, широко раскрытые глаза неподвижно глядели куда-то вверх. От неожиданности слёзы сами собой хлы­нули из глаз, девушка отшатнулась назад, отползла подальше и, прижавшись к камню, стала испуганно оглядываться. Туман уже давно растаял, обложными облаками солнце было словно разма­зано по всему небу. Священная гора скрылась с глаз. От безыс­ходности и страха слёзы высохли, немножко успокоившись, де­вушка, плотнее прижалась к серой каменной стенке и никак не могла решить: следует или не следует ей позвать Еноха? Стоящая вокруг тишина невольно заставила её прислушаться. Слева кто- то, тяжело дыша и спотыкаясь о камни, поднимался по скале.