Холодный викинг - [25]

— Чт… что?

— Не вынуждай меня повторять. Тебе не понравятся последствия.

Синие глаза, так похожие на глаза мужа, свирепо сверкнули.

— Зачем?

— Осмеливаешься спорить со мной?

Он надвинулся на нее, слишком огромный для закутка, где едва помещались лежанка и ночной горшок. Но Руби отпрянула:

— Что ты собираешься сделать со мной?

Торк неожиданно понял, чего она боится, и презрительно скривил губы:

— Ничего я не сделаю с твоим предательским телом! Меня тошнит от тебя!

Руби съежилась от уничтожающего тона.

— Тогда почему хочешь, чтобы я разделась?

— Чтобы ты не сбежала, безмозглая дура! Я постараюсь, чтобы ты оставалась на месте, пока не придет пора избавиться от тебя.

— Но куда я могу сбежать?

— Молчи! Я достаточно наслушался. Либо раздевайся, либо я отведу тебя во дворец! И поверь, тебе не понравится обращение короля с непокорными рабынями, особенно когда он прикажет сорвать с тебя одежду!

Стараясь не показать страха, Руби сняла с себя все, вплоть до носков и кроссовок, и Торк, собрав одежду, повернулся, чтобы выйти. Красная от стыда, Руби, однако, не собиралась молить о пощаде и, вместо того чтобы прикрыться руками, вызывающе подняла подбородок. Торк против воли уставился на нее, но его взгляд не выказывал ни малейшего сожаления по поводу непростительного поступка.

Руби сквозь пелену слез взглянула на Торка и прошипела:

— Ненавижу тебя! Я думала, что ты мой муж. Что любишь меня.

И заметила, как сжались кулаки Торка, прежде чем он повернулся и вышел, заперев за собой дверь. Руби уселась на лежанку и залилась слезами, оплакивая все — и потерю Джека, и прежнюю жизнь, и Торка. Все смешалось в ее мозгу и стало единой печалью.

Несколько часов спустя она проснулась и обнаружила, что лежит лицом вниз в унылой клетушке без окон. Повернувшись, она заметила на пороге Джиду и ее дочерей и поскорее подтянула колени к подбородку, стараясь скрыть наготу.

— Астрид, ты принесла белье? — спросила Джида.

— Да, — кивнула девушка и вручила матери простыни и меховое покрывало. Джида бросила их на постель рядом с Руби. Другая девочка внесла деревянный поднос с кувшином воды и куском плоского хлеба. Третья поставила в углу новый горшок и унесла старый.

Джида знаком велела дочерям выйти. Строгое лицо и голос говорили о потере доверия и разочаровании. Руби не могла позволить ей думать самое худшее.

— Джида, я никогда намеренно не причинила бы зла Тире или Тайкиру! Для меня Тайкир — мой сын. А Тира… совсем как дочь, которой у меня никогда не было. Я не могла бы любить ее больше, даже будь она моей дочкой.

— Фу! Добрые намерения еще ничего не означают! Не знаю, может, ты действительно шпионка, замыслившая похитить наших детей! Во всяком случае, твое недомыслие грозило детям бедой, а такого мы не можем допустить. Тебе доверять нельзя.

После этого Джида возвращалась каждый день, но теперь уже одна, и молча ставила на стол поднос с хлебом и водой, меняла горшок на чистый и отказывалась отвечать на вопросы Руби.

На пятый день Руби призналась себе, что поступила беспечно, и не только потому, что взяла детей на прогулку без разрешения. Она не приняла в расчет свирепости викингов и то опасное время, в котором очутилась. Видя, как смягчился Торк в кругу семьи, она ошибочно предположила, что викинги ничем не отличаются от современных людей.

Но это совсем не так.

В конце этого дня к двери комнаты Руби подошел Торк. Он ждал, пока несчастная очнется от глубокого сна. Она лежала вниз лицом. Меховое покрывало сползло на пол.

Торк сам себе не верил, что оказался способен отложить поездку в Рейвншир на пять дней и посылать при этом к деду гонца за гонцом, выискивая оправдания и предлоги остаться в доме Олафа. Но все это время он способен был думать лишь о пленнице, страдающей в унылой комнатенке. Она поистине околдовала его словами:

— Я думала, ты меня любишь.

Кровь Тора! Он никого не любил, и меньше всех эту жалкую девчонку!

Однако Торк больше не смог противиться желанию вернуться и посмотреть, здорова ли она. Понять, почему его так влечет к ней.

Он жадно впился глазами в обнаженное тело. Как они могли принять ее за мальчишку? Узкая талия, округлая попка, восхитительно длинные ноги несомненно принадлежали женщине! Пальцы Торка болели от нетерпеливого желания коснуться изгиба ее бедер, скользнуть в потаенную пещерку между ногами. Святая Фрейя! Придется ему взять себя в руки и унять обуревавшее желание и твердеющее на глазах доказательство этого желания.

Почувствовав его присутствие, Руби приоткрыла глаза и увидела, что Торк прислонился к косяку, пристально наблюдая за ней.

—  — Сколько ты простоял здесь? — сонно спросила она, но тут же вспомнила, где находится и в каком виде лежит перед мужчиной. Поспешно вскочив, она сорвала с постели простыню и завернулась поплотнее. Торк ухмыльнулся.

— Что тебе нужно?

— Пришел освободить тебя и отвести в дом Олафа.

— Почему? Понял, что был не прав?

Лицо Торка потемнело. Девчонке следовало быть благодарной за свое освобождение!

— Нет! Ты заслужила наказание. Я был еще слишком мягок с тобой.

— Ха! Как насчет Гудрода?

Торк мог бы признаться, что пожалел раба и отправил работать на полях деда, но не собирался делать ничего подобного.