Холодный ветер в августе - [65]

Конечно, если бы мне нужно было уехать отсюда, работать, суетиться, я бы забыла это. Я бы пережила это, я знаю, пережила бы. Но когда это продолжается и день, и ночь — я просто трачу свои нервы.

И подумать только, что я начала это как… как своего рода игру! Для забавы! Я думала, что просто поиграю с этим малышом несколько раз, с этим великолепным ребеночком, и уйду отсюда, как только это наскучит мне, как только он станет обузой.

О, дружище! Разве это не смешно.

Она почувствовала, что слезы потекли снова. Где-то — когда-то — однажды — казалось, у нее был ключ к разгадке. Что-то было. Она нахмурилась. Обнаружила, что повторяет: «Я ему нужна, он должен во мне нуждаться». Кроме того, у него не было матери. Черт возьми, какая разница, у меня не было отца.

— Чего ты хочешь? — спросил он. Она в испуге повернулась. Она не слышала, как он вошел. Еще более пугающим было выражение его лица. Оно было не просто злым, оно было жестоким. Она со смятением поняла, что он больше не был мальчиком. Он был совершенно сформировавшимся мужчиной. И не только это. За час или около того он набрал неоспоримое преимущество над ней, достиг такой безопасности и злого спокойствия, что был за пределами ее досягаемости.

— Я… Я просто хотела поговорить с тобой, — сказала она неуверенно.

Он пожал плечами.

— И что?

— Послушай, не будь свиньей. Я имею в виду, не будь жестоким.

— Ты собираешься снова обзывать меня? Если ты будешь это делать, я уйду. Но предупреждаю тебя, если ты назовешь меня — ты понимаешь, как раньше, я тебя ударю. — Его кулаки были сжаты, губы бледны.

— Послушай, — сказала она, махнув рукой и сев на постели. — Я сожалею об этом. Ты прав. Это отвратительно, что я сказала, и я на самом деле не имела это в виду. Понимаешь, я не хотела этого.

Он молчал.

— Вито, ты должен меня понять. Я так не думаю. Ты знаешь, какая я. Я просто потеряла самообладание, вот и все.

— Ты обозвала меня… итальяшкой и мальчишкой. Сопляком. — Его голос был низким. — Что ж — я такой. Я таким родился. Конечно, я итальянец. И мне только шестнадцать лет — мне будет семнадцать через несколько месяцев. Ну и что? Чего тут стыдного? Что я сделал?

— Ох, Вито, — она покачала головой. — Пожалуйста, пожалуйста, я все это понимаю. Ты не должен говорить.

Он резко прервал ее.

— Но то, что ты делаешь, ты делаешь все сама. Тебе должно быть стыдно. Не мне.

— Чего мне должно быть стыдно?

— «Чего»! Того, что ты носишься по сцене без одежды. Того, что ты выделываешь все эти штуки своими руками и ртом, делаешь все это. И ты говоришь, что тебе нечего стыдиться?

— Я тебе уже говорила… — Она остановилась и вздохнула. Ее голос был скучным и монотонным. — Это просто представление. В этом нет ничего плохого. Так идет с… Я даже не знаю, с каких пор. Мужчины приходят в театр, чтобы увидеть, как девушка раздевается, и они хотят платить за это. Поэтому я это делаю. Я делаю это лучше, более артистично, чем девяносто девять процентов других девок. Поэтому у меня есть квартира. И эти тряпки. И я могу кормить тебя…

— Мне не нужна эта вшивая еда.

Она продолжала, как будто не слыша его.

— Я делала это с тех пор, когда еще была молодой девушкой. Сначала я смущалась, а потом привыкла. Я даже не думаю о мужчинах. Ты не поймешь. Когда я на сцене, я думаю только о представлении. Люди исчезают. Иногда — как в это последнюю неделю — я думала о тебе.

— Обо мне! Когда все смотрели?

— Конечно. Я думала о тебе и о том, как мне хочется купить тебе хороший костюм, действительно красивый костюм у Де Пинна. Что в этом плохого?

— Я не знаю, — сказал Вито. Он хмурился, стараясь подобрать слова. — Я не знаю, — повторил он наконец. Это просто кажется плохим, вот и все.

Айрис долго молча смотрела на него. Она видела очертания костяшек его пальцев, сжатых в кулаки в карманах брюк.

— Я думала, — она остановилась и глубоко вздохнула, почувствовав, что снова начинает плакать. — Я думала, что мы вместе поедем на Побережье. Или, может быть, я поехала бы первая, а потом послала бы за тобой. Я могла бы оставить стриптиз и уйти в кино. У меня были предложения. У меня было там много друзей.

— Я не хочу знать твоих друзей. — Он неожиданно повернулся к ней лицом, вытянув шею, как змея. — Я ненавижу твоих друзей. Я бы сразу же убил первого, которого увидел.

Она пожала плечами.

— Ты сошел с ума.

— Я бы хотел убить их, — повторил он.

— Что же, ты все еще сердишься? Ты все еще раскален, как преисподняя, да?

— Чертовски верно.

— Ладно, хорошо, ладно, — сказала она с растущим раздражением в голосе и отвернулась к окну.

— Ладно, — сказал он мягко. — Я догадываюсь, что это все.

Она кивнула, не обернувшись, продолжая смотреть в окно. Когда она вновь повернулась к комнате, он уже ушел.

12

После ухода Вито Айрис погрузилась в сон, глубокий сон полного изнеможения. Ее разбудил телефонный звонок. Она протянула руку к телефону, поднесла к уху и с изумлением услышала гудки. Тогда она поняла, что слышала телефон, звонящий в соседней квартире. Ответьте же, сказала она себе. Затем, неожиданно осознав свое одиночество, она взорвалась от крика:

— Да ответит же кто-нибудь наконец на этот сукин звонок!