Холодный поцелуй смерти - [12]

Мой порог мог переступить только один вампир… Только один — Малик аль-Хан. Наш пострел, как говорится, везде поспел.

Втянув побольше воздуху, чтобы успокоиться, и радуясь, что Грейс, наверное, застряла в приемном покое «Надежды» и еще не пришла, я вытащила ключ и…

Дверь распахнулась мне навстречу, и я подскочила от неожиданности. Передо мной стояла девушка — нет, скорее, молодая женщина. Веселые карие глаза густо подведены черным, темные волосы с продуманной небрежностью сколоты в узел, в ушах болтаются крошечные серебряные черепушки с рубиновыми глазенками, а пышная грудь так и распирает глубокий вырез приглушенно-оранжевого бюстье, которое она надела с пышной черной тюлевой юбкой. Я мельком посмотрела на незваную гостью и привстала на цыпочки, чтобы разглядеть вампира, стоявшего у нее за спиной.

Это был не Малик.

Меня оглушил ужас, сердце заколотилось прямо в горле. Как же этот кровосос сюда попал?!

— Женевьева… — пропела женщина и отступила, приглашая меня войти.

В мой собственный дом!

Какого лешего тут делает эта парочка? Я так разозлилась, что даже перестала бояться, но одной злости мало, чтобы выкинуть их отсюда или получить ответы на свои вопросы. Я запихнула их подальше вместе с остатками страха, надеясь, что вампир не успеет его почуять, — не хватало еще его заводить, — а затем подозрительно и настороженно оглядела визитершу.

Она приподняла одну идеально выщипанную бровь.

— Может быть, лучше все-таки войти, а не топтаться на площадке?

Я снова нахмурилась, поглядела на ее буфера и только тогда сообразила, где я ее видела: Ханна Эшби, человек, авторитетный аудитор из Сити и самоопределяющаяся вампирская шестерка, то есть, пардон, «управляющий делами».

Беда в том, что хозяин, на которого она шестерила, уже умер.

И я совершенно не представляла себе, на кого она работает теперь, но была уверена, что не на того вампира, который стоял у нее за спиной. Он был так молод, что едва ли служил ей чем-то большим, нежели постельной принадлежностью с клыками.

Я шагнула мимо нее, остановилась за порогом и окинула быстрым взглядом большую комнату, служившую мне и гостиной, и кухней.

Компьютер стоял где обычно — на полу в углу, но на процессоре светилась красная лампочка режима ожидания. А я его всегда выключаю. Огромный ковер в янтарно-золотых тонах лежал на месте, но груда подушек и пледов тех же бронзовых оттенков была сдвинута ближе к стене. Кипу журналов и газет на широком низком подоконнике сложили аккуратненькой стопкой, а аквариум с моими новыми питомцами, как и прежде, красовался на кухонной стойке рядом с огромной пластиковой банкой лакричных конфет, только вот и то и другое перекочевало на другую сторону от раковины. Понятия не имею, что тут искала эта парочка, но ничего не нашла — это точно, иначе их уже здесь не было бы. Почему-то я сомневалась, что умение профессионально и незаметно делать обыск не входит в число многочисленных Ханниных талантов, а следовательно, она хотела, чтобы я знала, что она рылась в моих вещах своими наманикюренными оранжевыми коготками.

Зачем?! Я от этого только сильнее разозлилась — как будто ей мало, что она залезла ко мне в дом с этим своим жиголо… В памяти мгновенно всплыл ответ — спокойный, педантичный голос отца, предупреждающий: «Те, кто не может контролировать свой гнев, склонны ошибаться». Но контролировать гнев — не значит соблюдать этикет, особенно если грубость дает преимущество.

— Мисс Эшби, до Хеллоуина еще несколько дней, — проговорила я, с брезгливой гримасой рассматривая ее наряд. — К тому же, знаете ли, предполагалось, что это вы будете стучать в дверь, а не вломитесь без приглашения.

— Ах, пожалуйста, зови меня Ханной! — Уголки накрашенных черной помадой губ приподнялись в милой улыбке. От этой фамильярности меня затошнило. — Что же касается приглашения — вспомни, мы ведь с тобой обменялись кровью. Мы не хотели смущать твоих соседей и вошли через черный ход. — Она показала на открытую дверь в спальню — я оставляла ее закрытой.

Окно спальни вело на маленький пятачок плоской крыши, засыпанной щебенкой, который летом служил мне садиком, а с него на церковный двор внизу вела старая пожарная лестница, которая круглый год служила мне запасным выходом.

— Как вы любезны, — процедила я.

В открытую дверь ворвался порыв холодного ветра, загремел прозрачными золотыми, медными и янтарными бусинами на моей люстре — когда я въехала сюда год назад, то позволила себе только один предмет роскоши, — и тут я наконец посмотрела на вампира, стоявшего под люстрой. Само собой, Ханна — человек, и воспользоваться окном как входом ей ничто не мешало — это единственное место во всем доме, где нет охранительных чар, и мне, пожалуй, надо бы исправить положение. Но вампир ростом шесть футов с лишком, позировавший посреди моей гостиной так, словно вот-вот должны были защелкать фотокамеры, без приглашения войти не мог, и пригласить его должен был тот, кого узнают и пропустят наложенные на порог чары.

— Позволь полюбопытствовать. — Я махнула рукой в сторону вампира, жалея, что от этого пасса он не растворится в воздухе. — Как этот субъект сумел войти без приглашения?