Холодный город - [34]

Над Колтоном постоянно кружились аэро, чтобы посмотреть, как вырастает город. Но опускаться на площади работ было строжайше запрещено, чтобы не вызывать задержки в них.

Каждую неделю во всех бесчисленных театрах Компании «Кинофон» показывали, что уже сделано. Понятно, что право производить снимки сооружения Колтона было дано не даром, а уступлено Фульдом за кругленькую сумму в 60 миллионов долларов.

Когда была закончена первая изоляционная плита южного сектора Колтона, поверх нее стали устраивать перекрытие, которое шло в несколько слоев. По мере возведения их промежуточные пространства заполнялись лучшим пробковым и изоляционным материалом, пропитанным особым составом «Этернит», который предохранял от гниения и разрушения.

В работе соблюдалась быстрота, но вместе с тем и полная добросовестность, так как все отлично понимали, что город строится на долгие времена, и малейшее упущение и неправильность могли повлечь за собой гибель части города в будущем.

Наступила вскоре так называемая зима. Температура воздуха значительно понизилась и все вздохнули с облегчением. Работа пошла еще более ускоренным темпом, пользовались сравнительной прохладой, так как знали, что через три месяца опять вернется изнуряющий, губительный зной.

А за это время на заводе Арктической Компании успели расширить некоторые отделы и заготовили материалы, подвергнув их предварительно самым тщательным исследованиям.

Чарской приходилось очень много работать, и она поздно оставляла свою лабораторию.

Комов быстро освоился с своей новой работой. Понятно, что он должен был предварительно прочесть много книг и изучить методы испытаний частей холодильного оборудования.

Через два месяца инженере Руддик поручал уже ему производить самостоятельные испытания некоторых неответственных частей и был очень доволен им.

Том Хэд довольно часто извещал испытательную станцию и интересовался ходом работ.

Даже неответственные части холодильного оборудования, как, например, вал вентилятора, крылья его, подвески для труб, вентили и проч. испытывались в работе, и малейшее нарушение установленной нормы влекло за собой браковку.

— Мы должны выпустить отсюда, — говорил Комову Руддик, — только самое надежное, прочное, чтобы была полная уверенность в работе каждой части без отказа и долгое время.

Несмотря на необходимость интенсивной непрерывной работы в две смены, Том Хэд сохранил так называемые «свободные дни», отлично понимая, что отдых только повысит трудоспособность рабочих и инженеров.

Комов и Чарская встречались изредка урывками, но оба были довольны, что работают недалеко друг от друга.

— У меня седьмого будет свободный день, — сказала она Комову, направляясь к себе. — А у вас когда? Вот было бы хорошо, если бы совпали дни нашего отдыха.

— Да, конечно, — ответил Комов, — а я сейчас как раз вспомнил, как мы чудно провели вдвоем время, когда летали в парк.

— Знаете, — оживившись сказал он, — мистер Руддик может это устроить без всякого ущерба для дела, тем более, что из Нью-Йорка прибыл один из его прежних помощников.

Чарская кивнула ему своей хорошенькой головкой и исчезла за испытательными машинами, а Комов стал возиться с крыльями вентилятора системы «Вихрь», которые напоминали своей формой лепестки увядающих роз.

Через несколько дней Чарская говорила Комову по радиофону:

— Значит, завтра мы встанем рано утром, чтобы к 12 часам дня быть уже над Колтоном. Итак, завтра в 7.40 на станции подвесной дороги. Ложитесь пораньше, довольно вам увлекаться новыми книгами, — и голос Чарской замолк.

— А в самом деле надо лечь пораньше, — сказал себе Комов и открыл сильнее регулятор температуры, чтобы на ночь несколько освежить свою комнатку.

Комов жил теперь на заводе в «доме инженеров», который отличался от Бостонских отелей только своими более скромными размерами. Те же кнопки, которые вызывали из стен постель, стулья, умывальник. Было неуютно, и для человека не американской складки очень уж «механически».

Комов поэтому отдыхал глазами и душой, когда изредка после работы навешал Чарскую и сидел в ее маленьком кабинете.

На станции подвесной дороги было малолюдно.

Комов и Чарская подошли почти одновременно и невольно улыбнулись такому совпадению.

Через пять минут они уже плавно покачивались на мягких пружинах вагонных кресел и мчались с быстротой 180 километров к «городу будущего».

Мимо них проносились уже знакомые обоим картины; башни-приемники электрической энергии, ажурные мачты для электрических солнц и густая сеть проводов.

— Знаете, — начал Комов, — я теперь только вполне понял смысл и оценил мудрость фразы: «что пройдет, то будет мило». И мне, человеку XXII столетия, страшно захотелось сейчас поехать другим способом или примитивным поездом с локомотивчиком, который плюет в небо черными клубами дыма или еще лучше — на лошадях. Мне такая поездка представляется очень заманчивой, и я предпочел бы ее этому «пожиранию пространства». Нет, как-то невольно симпатия у меня к прошедшим временам, а не к будущим. Вероятно, сказывается моя «славянская натура»…

— А разве вам, — перебила его Чарская, — не нравится быстрота нашего века, кипучая деятельность, ускорение темпа жизни, которое проявляется не только в скорости возведения построек, авто, аэро, но и в прочих проявлениях внешних сторон жизни?