Холодные и мертвые (сборник рассказов) - [21]

Хотя мне все это не нравится. — Ты знаешь, кто это? — Курт приподнялся в кресле. — Это ведь один человек? Ганс пожал плечами. Знал, конечно, знал! Но не собирался говорить. — Но я сейчас поеду с тобой. — Хорошо Курт поднялся с кресла, подошел к столу Ганса и протянул ему руку.

Немного подумав, Ганс пожал протянутую руку, не боясь, что кулак вдруг прилетит ему в нос. Спокойней Курту, конечно, не стало, но, в ситуации, когда все против тебя, куда легче, когда хоть кто-то думает, что это не ты убил двух людей из ревности. Потому что ничего хорошего это в любом случае не значит. Ганс не успел отнять руки, как в его кармане пиликнул планшет. — Вот и все, поехали. Эф, ты с нами. Удивишь общественность: скажешь что-нибудь умное. — Я и не собирался оставаться.

После того, как в первый раз не наступило лето, погибло достаточно много людей и прошло около года, прежде чем появился Патруль. И еще через полгода появились первые бензомастера. — Что это? — осторожно поинтересовался Курт. У его ног увивалась, казалось бы, обычная кошка. Кошка была огромная, доставала до колена, оставляя на брюках черные вязкие следы. — Это, ну-у… — протянул Феликс, наклоняясь ближе и пытаясь погладить животинку между ушей. И тут же отдернул руку — пальцы погрузились в вязкую черную субстанцию и увязли там. — Бе… Это, в общем, умельцы наши придумали. Эта штука должна присоединяться к костюму — вон тому — и давать тепло. В общем, чтобы выехать за город и вернуться без обморожений. Вроде полезно, а? Феликс вытер руку салфеткой, в которую только что собирался высморкаться, и оглушительно чихнул. — Мать… В общем, эта штука теперь будет ходить с тобой везде.

Можешь дать ему имя, надо же тебе как-то звать эту безмозглую тушку, когда она погонится за какой-нибудь бензомышью. — Сам ты тушка, — огрызнулся Курт, удерживая себя, чтобы не протянуть руки к кошке. Одно время у него жил дворовый кот, настолько серый, что иногда казался голубым. Кот давно пропал в этой холодине, а новое изобретение, конечно, не могло с ним сравниться. Но очень пыталось, вымазывая колени Курта бензином. Кошку, кстати, не успел Курт дать ей имя, забрали, заявив, что в «мастера» (что за мастера?!) вложили слишком много животных инстинктов. Не дело оставлять столько ценного топлива на стенах и патрульных. Потом у Курта была собака, которую забрали, потому что она «была слишком жидкая», потом снова собака, которую почему-то тоже забрали, и наконец выдали — снова собаку, с кошками больше не складывалось.

Большой дог, в целом, не очень-то отличался от своего оригинала, был очень спокоен, спал где положено и вообще не вставал без особенной нужды — то есть без выезда. В общем, так и назвав пса Догом, Курт некоторое время вполне тихо существовал со своим новым бензомастером. О том, что бензомастера следует называть именно так (не Догом, а мастером), говорила, во-первых, инструкция, а во-вторых, умники из Университета, которые эту штуку и придумали. К когорте великих умов, кстати, присоединился и Феликс, теперь сутками пропадая в лабораториях и иногда появляясь по локоть в бензине; Курт даже перестал пытаться до него дозвониться. Да и вообще появление мастеров здорово снизило процент общения Курта с остальными. Патрульных перестали высылать парами; Курта это очень даже устраивало. Дог хотя бы не трепал языком и не пытался покурить в окно. После длительной работы только с мастерами Курт пришел к закономерному выводу: бензомастера, вообще-то, куда лучше людей. Во всех раскладах.

В Доме Собраний вовсю собирался народ. Вообще-то, это было понятно: телевизор не ловит, а местная связь такая паршивая, что и свое телевидение давно не работает. А со временем так надоедает раз за разом пересматривать фильмы, которые остались на дисках, что каждый рад хоть кому-то поводу выбраться из дома. Особенно когда повод этот — суд. Люди вообще любят, когда кого-нибудь судят. Курт сидел в первом ряду, рядом с Эфом. По другую сторону от него сидел Ганс, следом за ним Ольгерд, рядом с ним муж безвременно почившей Ольги и, наконец, Эска с выпученными глазами и дрожащими руками. Судья Густаф смотрел на Курта, как ястреб на жирную мышку. Пусть Курт жирной мышкой и не являлся, но чувствовал он себя сейчас именно так. Не самое приятное чувство. Пошумев, люди расселись, с интересом косясь на подсудимого. Ганс зачем-то держал Курта за локоть, как будто тот мог сорваться и убежать куда-то. Вряд ли его это спасло бы — уж слишком много народа, вожделеющего хлеба и зрелищ. — Это дело, — гундосо начал Густаф, — более чем ясное. Человек, который не может умерить свое собственническое чувство, опасен для общества. Два убийства — это слишком серьезное преступление, чтобы мы могли с этим примириться. Даже учитывая всю трудность нашей нынешней ситуации. Толпа согласно загудела. Ганс поднялся со своего места. — Я хочу сказать. — Не стоит, — осадил его судья таким тоном, что спорить никому не захотелось. — Я продолжу? — не дождавшись возражений, Густаф продолжил: — и хотя смертную казнь отменили уже много веков назад, мы вынуждены признать… — Это не мог быть он! Я все время был рядом, с самого возвращения с выезда, — вмешался Эф. Пока все переваривали мысль, что с ними только что заговорил бензомастер, он решительно продолжил: