Холодное время - [8]

– Какого числа вы опустили письмо?

– Ну, в прошлую пятницу, когда ей стало плохо на улице.

Данглар встрепенулся.

– Прошу вас проследовать за мной к комиссару Адамбергу, – сказал он, уводя ее за плечи, словно боялся, что она, будто драгоценный сосуд, может разбиться, растеряв по дороге одной ей ведомые факты.

Мари-Франс покорно позволила отвести себя в кабинет главного начальника. Его фамилию, Адамберг, ей уже приходилось слышать.

Но когда куртуазный майор открыл дверь высокого кабинета, ее постигло разочарование. Там сидел, положив ноги на стол, вялый полусонный тип в черном полотняном пиджаке и черной же футболке – ему явно было далеко до галантных манер ее спутника.

Маяк начал гаснуть.

– Комиссар, эта дама говорит, что опустила прощальное письмо Алисы Готье. Мне кажется, вам следует выслушать ее.

И тут дремлющий, как ей показалось, комиссар мгновенно открыл глаза и выпрямился на стуле. Мари-Франс нехотя двинулась к нему, расстроившись, что приходится бросить любезного майора ради этого тюфяка.

– Вы тут директор? – спросила она с досадой.

– Я комиссар, – улыбнулся Адамберг, он давно уже привык, что в обращенных на него взглядах часто читалось недоумение, и не переживал по этому поводу. Он жестом пригласил ее сесть напротив него.

С руководством не водись, говорил папа, они хуже всех. Если честно, он еще добавлял “засранцы”. Мари-Франс ушла в себя. Заметив ее сдержанность, Адамберг сделал знак Данглару сесть рядом с ней. И правда, она решилась заговорить только по настоятельной просьбе майора.

– Я направлялась к своему дантисту. Пятнадцатый округ не ближний свет. И тут на тебе, она шла, опираясь на ходунки, ей вдруг стало плохо, и она упала. Я подхватила ее, поэтому она не ударилась головой о тротуар.

– Отличная реакция, – сказал Адамберг.

Никакой тебе “мадам”, в отличие от майора. Даже “грандиозно” не сказал. Избитые полицейские словечки, а полицейских она – внимание! – никогда не любила. И если тот первый оказался джентльменом, пусть даже джентльменом, сбившимся с пути истинного, его начальник был обычным легавым, еще немного – и он все повесит на нее. Придешь свидетелем, выйдешь обвиняемым.

Маяк погас.

Адамберг снова взглянул на Данглара. И речи быть не может о том, чтобы попросить у нее удостоверение личности, как того требуют правила, не то они потеряют ее навсегда.

– Мадам оказалась там чудом, – заверил его майор, – и спасла пострадавшую от падения, которое могло оказаться для нее роковым.

– Само Провидение поставило вас на ее пути, – подхватил Адамберг.

Еще не “мадам”, но уже какой-никакой комплимент. Мари-Франс повернулась к нему, вся в протесте.

– Хотите кофе?

Никакого ответа. Данглар встал за спиной Мари-Франс и, глядя на Адамберга, беззвучно, одними губами, произнес по слогам слово “мадам”. Комиссар кивнул.

– Мадам, – повторил Адамберг, – не желаете ли кофе?

Женщина в красном удостоила его чуть заметного наклона головы, и Данглар поднялся к автомату с напитками. До Адамберга, надо надеяться, дошло, в чем дело. Посетительницу надо было успокаивать, проявлять учтивость и всячески потакать ее комплексам. А также следить за комиссаром, привыкшим изъясняться слишком непринужденно и естественно. Но он был естественным от природы, он таким родился, появившись на свет прямо из дерева, или из воды, или из скалы. Из Пиренейской горы.

Подав кофе – в чашках, а не в пластиковых стаканчиках, – майор снова взял беседу на себя.

– Значит, вы подхватили ее, когда она падала, – уточнил он.

– Да, и ее сиделка тут же прибежала ей на помощь. Она кричала и клялась, что мадам Готье категорически запретила провожать ее. Заправляла там всем аптекарша, а я только собрала вещи, выпавшие из сумочки. Это бы и в голову никому не пришло. Спасателям же не до того. Хотя в сумке сосредоточена вся наша жизнь.

– Верно замечено, – подбодрил ее Адамберг. – Мужчины вот распихивают все по карманам. Значит, вы подобрали и ее письмо?

– Наверняка она держала его в левой руке, потому что оно приземлилось по другую сторону от сумки.

– А вы наблюдательны, мадам, – улыбнулся Адамберг.

Его улыбка пришлась ей по душе. Как мило. Она почувствовала, что сумела заинтересовать начальника.

– Просто в тот момент я толком даже не сообразила. И только позже, по дороге к метро, обнаружила его в кармане пальто. Но я же его не нарочно стащила!

– Такого рода поступки мы совершаем механически, – сказал Данглар.

– Вот-вот, механически. Увидев имя отправителя – Алиса Готье, я поняла, что это ее письмо. Тогда я семь раз подумала, не меньше и не больше.

– Семь раз, – повторил Адамберг.

Как, интересно, сосчитать количество мыслей?

– Не пять и не двадцать. Отец говорил, что, прежде чем действовать, надо семь раз отмерить мысль в уме, никак не меньше, а то можно наделать глупостей, и главное – не больше, потому что так и будешь ходить по кругу. А если долго ходить по кругу, то ввинтишься в землю, как шуруп. И потом уже на поверхность не выбраться. Так вот, я подумала: пожилая дама решила выйти одна, чтобы отправить письмо. Видимо, ей это было важно, правда же?

– Очень важно.

– Вот и я так решила, – сказала Мари-Франс уже уверенней. – И еще раз проверила, ее ли это письмо. Она написала свою фамилию крупными буквами на обратной стороне конверта. Сначала я хотела отнести письмо ей, но ее уже увезли в больницу, а в какую? Я понятия не имела, медики ни слова мне не сказали, даже фамилию не спросили, вообще ничего. Затем я решила, что лучше всего вернуть его в дом 33-бис – сиделка назвала адрес. Но в тот момент я была всего на пятом обороте мысли. Ну, нет, только не это, сказала я себе, ведь пожилая дама запретила сиделке идти за ней. Возможно, она ее остерегалась. И, уже отмерив мысль семь раз и все хорошенько взвесив, я набралась духу завершить то, что не удалось бедной женщине. И отправила письмо.