Холодная война против России - [7]

Вопрос был лишним. Конечно, я мотнул головой в знак согласия. Главное было сделано — удалось установить первый контакт, создать поле взаимопонимания, перекрестного интереса с высокой политической плотностью.

* * *

Более суток я провел бок о бок с генералом, большую часть времени сидя рядом с ним в вертолете. Он был моим гидом и наставником. С горечью показывал мне крохотные заплатки земли, распаханные на крутых горных склонах, — помещики все более и более теснили крестьян с плодородных равнин. «Чтобы посеять что-то на этих обрывах, приходится стрелять туда семенами из ружья», — не то шутя, не то всерьез говорил Торрихос, попутно замечая, что под американскими банановыми плантациями в Панаме занято несколько десятков тысяч гектаров отличных земель, которые держатся в резерве. Бананы сильно истощают землю, поэтому через семь-восемь лет ей нужно дать отдых для восстановления плодородия. «Американцам бананы нужны для фруктового десерта, а нам не хватает риса и кукурузы для пропитания». Мечты о процветании Панамы, заботы о благополучии своего народа так или иначе прорывались в каждом его комментарии, замечании.

После окончания полевого заседания Государственного совета, когда все приглашенные министры, бизнесмены, иностранные эксперты со скоростью похоронной процессии спускались вниз по скользким после дождя горным дорогам, Торрихос внезапно обратился ко мне: «Обидно, что слушали сейчас иностранных специалистов, докладывавших технические и экономические обоснования проекта, и не нашлось среди нас панамца, который по деловому раскритиковал бы проект. Пусть бы в чем-то оказался не прав, но обязательно дал бы им по зубам». Спросив руководителя работ о молодых специалистах, которые уже успели хорошо проявить себя, он пригласил их к разговору. Подошли три молодых человека. Они рассказали о себе, и генерал без всякой передышки предложил им поехать учиться на пару лет за границу: «Сами выберете себе страну, где лучше всего поставлено меднорудное дело, и не возвращайтесь без докторского диплома. Ведь как здорово будет звучать: „Сеньор Лопес, панамец, доктор геолого-минералогических наук“. Если поедете в США, то, ради бога, не женитесь на американках. Они эгоистичны, да и нам от них пользы мало».

По счастливой случайности оказалось, что на руднике работал выпускник Университета дружбы народов, которого тоже позвали, и он, сияющий, уже издали кричал мне по-русски: «Да здравствует Советский Союз!» К сожалению, он оказался не геологом, а экономистом. Известно, насколько примитивно знали и изучали экономику тогда в Советском Союзе, где даже академики от экономики выглядят беспомощнее рядовых управленцев коммерческих фирм Запада.

Но главное место в наших бесконечных разговорах занимали, конечно, Панамский канал и панамо-американские переговоры о заключении нового договора, предусматривавшего передачу канала Панаме в собственность с 1 января 2000 года. Тем временем в Вашингтоне шли тяжелые, напряженнейшие переговоры по доработке текста договора. Торрихос хотел использовать любую возможность нажима на американцев. Он не собирался скрывать свои встречи с представителем из Москвы, попросил дать мой московский телефон, заговорщически прошептав при этом: «Послушай, не удивляйся там, в Москве, когда я позвоню тебе и буду спрашивать совета, как поступить в тех или других вопросах. Отвечай как можно туманнее и загадочнее. Они любят слушать все наши международные переговоры, перехватят и этот. То-то будет у них переполох!» Они — это, конечно, американцы. Надо сказать, что эту игру мы довели с ним до конца. Он действительно звонил из Панамы на мою московскую квартиру, и мы, посмеиваясь в душе, разыгрывали несуществующие сцены. А потом он мне рассказывал, что расчет оправдался и на переговорах с американцами эффект угрозы сближения с Москвой действовал неотразимо: Вашингтон шел на уступки.

Но главное, Торрихоса заставляла искать с нами контакты серьезная озабоченность, что Соединенные Штаты могут отказаться от подписания договора о канале. Тогда перед генералом, связавшим свою политическую судьбу с борьбой за возвращение канала Панаме, не оставалось бы никаких иных путей, кроме как начать силовые действия против американцев: уйти в сельву, начать партизанскую борьбу, встать на путь диверсий. Эту альтернативу он излагал публично, но я видел, что она пугает его самого, что он был бы рад, если бы она сработала как угроза, не претворившись в реальность. Но надо было готовить позицию на случай срыва переговоров, и тут без помощи Советского Союза было не обойтись.

Торрихос без конца рассказывал о Панамском канале. Вспоминал, как в период строительства канала американцы выселили из переданной им зоны площадью 500 квадратных миль вдоль трассы канала всех местных жителей, чтобы не иметь никаких проблем. 30 % всей зоны Панамского канала американцы заняли своими военными городками и базами, разместив на постоянной основе около 10 тыс. солдат — это втрое больше, чем все вооруженные силы Панамы. Давно многократно окупивший себя канал и его зона оставались колониальным анклавом, разрезавшим Панаму надвое. Генерал говорил о том, что в нынешнем виде канал оказывает разлагающее влияние на панамский народ. Каждый из 10 тыс. американских военнослужащих старается на время пребывания в Панаме обзавестись временной подружкой из числа задавленных нуждой молодых женщин. Теперь эти женщины протестуют против ухода американской армии в случае национализации канала. Обслуживает канал и зону около 8 тыс. панамских рабочих, занятых самым черным, неквалифицированным трудом. Им платят по низшей шкале американских зарплат, но это значительно выше, чем заработки панамских рабочих. Эта категория оказывается также в числе противников национализации канала, хотя им и стараются объяснить, что национализация не уменьшит доходы от канала и их интересы не пострадают.