Холодная ночь, пылкий влюбленный - [89]

— Ты заставляешь меня говорить то, что я никогда никому не говорил и не думал, что когда-нибудь скажу, — простонал он. Он осыпал ее дождем поцелуев, их тела отчаянно двигались вместе. — О, черт, что ты со мной делаешь, Мора Джейн? Моя красавица, моя душенька Мора Джейн!

— Ничего такого, Куинн, по сравнению с тем, что… ты делаешь со мной…

Он снова поймал ее губы и поцеловал так, что Мора почувствовала ни с чем не сравнимую радость. Она ощущала его силу, его жажду. Он снова упал на нее с сокрушительной силой, и они покатились, борясь и извиваясь, по траве, связанные каким-то жестоким безумием. Пик наслаждения пронзил их с такой остротой, что оба отчаянно задрожали. Затаив дыхание, задыхаясь, они обнимали друг друга со всей мыслимой нежностью и, казалось, достигли такой вершины, что касаются звезд.

Мора летела все выше и выше, она цеплялась за Куинна, открывая рот в безмолвном крике, дрожа от прикосновения его губ, ощущая вкус его рта на своих губах и силу, с которой он с ней соединился. «Великолепно, — думала она, — замечательно вместе лететь навстречу горячему, испепеляющему огню, чтобы отдать ему себя без остатка».

Когда вспыхнувшее пламя улеглось и дым клубился, словно волшебный туман, и вершина отдалилась, превратившись в неясное пятно, они лежали, обняв друг друга, пресыщенные счастьем; лежали, слившись в одно целое, боясь нарушить хрупкий миг единения.

Это, разумеется, произошло, причем очень скоро. Волшебство растаяло, рассыпалось, и действительность вернулась к ним. Они почувствовали, как тверда земля под ними, как холоден воздух вокруг и как он овевает их обнаженные тела. Ощущение уязвимости, быстротечности красоты этой ночи, беззащитности человека в этом мире вернулось к ним, а небеса вверху остались небесами.

Мора заворочалась и села. Куинн быстро встал, подхватил ее ночную рубашку и бросил ей вместе с шалью. Потом оделся сам.

Оба молчали, но слишком хорошо чувствовали друг друга. Воспоминания о том, что произошло, никуда не ушли, они были в них, между ними, они были в воздухе. Но когда Мора уже пошла назад, Куинн остановил ее, поднял на руки и молча понес мимо деревьев, по темной душистой траве к их дому.

Глава 29

Следующая неделя на ранчо прошла спокойно. Убитые братья время от времени вспоминались Море, когда она готовила еду или занималась хозяйством, но она признавалась самой себе с печалью в сердце, что не жалеет о них. Их смерть не вызвала у нее печали. Она не любила Джадда и Хоумера, они никогда не относились по-доброму ни к ней, ни к кому-то еще, а может, даже к своей матери. Но Мору опечалило то, какую страшную смерть они приняли и как, вероятно, при этом мучились и страдали.

Так же как все, кто был в ту ночь на ранчо Тайлеров, на том прекрасном балу, и те, кто слышал о случившемся, Мора спрашивала себя: кто мог совершить такое? Кто зверски убил ее братьев и, главное, за что?

Джон Хикс послал телеграмму в полицию Ларами, уведомляя о совершенном преступлении. Он написал и о налетах на город банды Кэмпбеллов и попросил прислать в Хоуп представителя закона при первой возможности, чтобы успокоить граждан и восстановить общественный порядок.

Шли дни, но никакого ответа в Хоуп не приходило.

Куинн и не ждал ничего, поэтому ничуть не удивился. Уезжая с ранчо, он приказывал двум работникам не удаляться от дома более чем «на расстояние крика».

Мора пыталась сказать Куинну, что, кто бы ни убил Джадда и Хоумера, ей никто не угрожает. Преступнику не узнать, как ее найти, если даже он захочет. Но она могла с тем же успехом твердить это жаворонку, который пел за окном каждое утро.

Но даже когда она напомнила Куинну, что Кэмпбеллы, по всей вероятности, убрались подальше от этих мест — ведь никто их не видел и ничего о них не слышал уже несколько недель, — Куинн лишь молча продолжал чистить свой револьвер, или заботиться о Громе, или колол дрова, как будто Мора вообще ничего не говорила.

Майским сияющим утром, когда небо мерцало, словно сапфир, а пушистые белые облака медленно водили хоровод, они собрались в Хоуп, чтобы пополнить запасы.

Мора завязывала тесемки своей шляпы, перед тем как сесть в фургон, когда Лаки Джонсон постучался в дверь. Она ему открыла, и ее поразило мрачное выражение лица юноши. Он стащил с головы шляпу и почти смял ее в кулаке.

— Лаки, что случилось? В чем дело? — спросила Мора, не сводя с него глаз.

— Ничего не случилось. — Он вошел в дом, огляделся и пожал плечами.

— Ты похож на человека, который убил своего лучшего друга.

— Я? — Лаки нахмурился. — Да нет, ничего такого не случилось. Все прекрасно. Просто замечательно!

— Тогда почему ты пришел? — спросила Мора, разрываясь между удивлением и беспокойством. — Тебе что-то нужно в городе?

— Еще как нужно, — пробормотал Лаки себе под нос, потом взглянул на нее, и его глаза блеснули, а Мора озадаченно смотрела на парня. Он вынул из кармана сложенный листок бумаги. — Я был бы вам очень обязан, если бы вы отдали это Нелл Хикс.

Мора посмотрела на сложенный листок, потом на багровое от смущения лицо парня.

— Ну конечно, Лаки. Я передам.

Он уже было пошел к двери, когда Мора не удержалась от вопроса.