Холод страха - [87]

Стремительно подобравшись, она отталкивается — так внезапно и сильно, что человек, потеряв равновесие, валится на нее. Благодарение морю, русалка в несколько раз сильнее его, и перевернуться под его тяжестью для нее не составляет труда. Он пытается бороться, потрясенный бешеной яростью существа, которое хотел спасти, но борется понапрасну. Они, сплетенные, единые, катаются и барахтаются в песке, точно любовники, но по крайней мере человеку уже ясно, что до любви тут далеко. Сильные руки смыкаются вокруг него, и холодные пальцы, скрючившись, вцепляются ему в волосы. Лицо его притиснуто к ее плечу, и забивающийся в ноздри странный запах ее кожи переполняет его ужасом. Русалка, держа человека за волосы, запрокидывает его голову — теперь они смотрят друг другу в лицо. Он глядит, оледенев, так, словно бы увидел Медузу Горгону, хотя во тьме различает немногое блеск запавших, холодных глаз без век, тонкий, жестокий рот — рот открывается и закрывается у самых его губ, с шумными всхлипами точь-в-точь как у рыбы, вытащенной из воды. Она перекатывается на него так легко, будто это она — мужчина, одолевающий женщину. Одной рукой вцепившись человеку в горло, другой русалка разрывает на нем плавки последнюю, эфемерную его защиту. Мощный хвост яростно вонзается в песок, и русалка наваливается на человека сильнее. Рука отпускает его горло, и он глотает воздух, он стонет, изо всех сил пытается оттолкнуть русалку, но оттолкнуть не может. Приподнявшись на локтях, она смотрит на него с любопытством, она смеется, открывая острые рыбьи зубы, пересохший, почерневший язык. Хвост, сильный, безжалостный, бьет, как змея, проскальзывает меж его ног, острым краем раздирая внутреннюю поверхность бедер. Хвост режет, режет, человек ощущает, как течет из ран кровь, и снова, и снова, и все ближе и ближе к паху. Он кричит — и никто не слышит. И русалка, не потрудившись даже бросить взгляд, бьет острым краем хвоста ему в мошонку — и кромсает беспомощную плоть. Раз, и другой, и третий, и все. Пальцы человека царапают ее спину, зубы терзают ее грудь, она тоже истекает кровью, но сейчас не способна ощущать такую мелочь, как боль. И она наклоняется, и сжимает горло человека обеими руками, и сдавливает все сильнее, сильнее… и он наконец затихает.

Русалка успокоилась, но на месте ей не лежится. Осторожно достает у мертвого человека между ног кровавый ошметок плоти и аккуратно кладет в ямку, что оставило ее тело в песке — еще раньше, до всего. Начинается прилив, через минуту-другую эту плоть унесет в море, но ровно столько времени и нужно русалке, чтоб тщательно закопать свое окровавленное сокровище в песок. Кончено. И, измученная, но странно умиротворенная, она откатывается подальше, к отмели. Холодная вода точно воскрешает русалку и, собрав в себе все силы, она одолевает волны прибоя. Теперь боль в спине и груди гораздо заметнее, но нет времени останавливаться, нет времени обращать внимание. Наконец русалка выходит на достаточную глубину — и ныряет в волны, так стремительно, что только хвост мгновенно вспыхивает серебром, раздвоенный конец, словно огромные металлические крылья, рассекает привычно сначала воздух, потом — воду.

На берегу тишина. Волны подползают к телу человека, шевелят, приподнимают потихоньку с песка. Струйки, как тонкие пальцы, спешат коснуться рук, ног, лица, и вот кровь уже омыта. Чуть подальше поднимающийся прилив добрался до его рыболовных снастей, коробка перевернута, распахнута, наживки, крючки, сачки — все, чем брал человек подати с моря — весело подпрыгивают в волнах.

Еще же подальше бреду по берегу я — об руку с любимым, с которым только что танцевала — на вечеринке, в прибрежном домике, но домик остался позади, и свет и музыка, льющиеся из окон, не в силах заполнить собою пустоту ночи. В домике свет был слишком ярким, музыка — слишком громкой, мы не слышали шума волн, не ощущали в воздухе соли, а теперь, навеселе, мы ужасно довольны собой: хорошо придумали — пойти прогуляться! И мы идем все дальше от дома, все дальше от тела в песке, но все ближе к морю. Я сбрасываю туфли и шлепаю усталыми ногами по прохладной воде, мой любимый следует моему примеру — разувшись, наклоняется, закатывает до колен брюки. Я стою, я смотрю на черную воду, на черное небо и начинаю постепенно различать крошечные огоньки — звездочки, изредка посверкивающие в дальних волнах. Мой любимый подходит ко мне, и я спрашиваю — как он думает, что за огоньки? Он долго всматривается, но признается, что никаких огоньков не видит.

"Русалки, — говорю я и, почти поверив сама себе, машу им, вскинув руку над головой. — Будь осторожен. Держись ближе к пляжу". Мой любимый подходит ко мне еще ближе, обнимает, прижимает к себе. Шум волн непрестанен, ночь черна, нам хорошо, и очень бы хотелось заняться любовью — прямо здесь, вот на этом песке, вот у этой полосы прибоя…

Сара Смит Когда налетает алая буря или История того, как благовоспитанная девушка постигает свою ПРИРОДУ

— Вы верите в вампиров? — спросил он.

Я захлопнула "Дракулу" и подсунула книжку под ковровую сумочку с забытым ришелье.