Холмы Варны - [6]

Шрифт
Интервал

Алан нащупал в сумке письмо Эразма и, собравшись с духом, открыл дверь. Он вошел и растерянно остановился, пока его глаза после яркого солнца привыкали к полумраку прихожей. Этот дом напоминал прохладный улей – он кишел людьми, и каждый прилежно трудился. Откуда-то доносился глухой стук печатных станков. Кто-то звучным голосом диктовал греческие стихи. Две девушки, золотисто-рыжие, как того требовала венецианская мода, пробежали мимо него вверх по лестнице, смеясь и роняя апельсины из полной корзинки. Оранжевые плоды, подскакивая, катились по белому мрамору ступенек. Через вестибюль прошел невысокий толстяк – он, пошатываясь, нес на голове большую кипу бумаги. Весь дом, радуя душу любителя наук, благоухал типографской краской.

– Ты кого-нибудь ищешь? – раздался за его спиной ласковый голос, негромкий и музыкальный.

Повернувшись, он встретил дружеский взгляд пожилого человека в черном, бритого, длинноносого, улыбающегося, с длинными волосами, аккуратно ниспадающими на воротник.

– Прошу прощения, синьор, я хотел бы видеть мессера Альда Мануция.

Тот улыбнулся:

– Ты его видишь.

– Ax!.. – Алан поспешно поклонился. – У меня к тебе письмо от достопочтенного Эразма. – При этом имени лицо итальянца озарилось радостью.

– И… и нельзя ли нам поговорить наедине?

– Конечно, мой юный друг. Прошу сюда!

Вслед за ним Алан поднялся по лестнице в комнату, уставленную книгами. Он сразу узнал небольшие аккуратные томики, которыми славилось заведение Альда, – насколько удобнее были они, чем тяжелые дорогие фолианты других книгопечатников! Комнату украшали мраморный бюст Вергилия и изящная статуэтка какой-то греческой нимфы. На подоконнике стояла ваза с пронизанными солнцем синими гиацинтами. Стол был завален письмами, рукописями, гранками и всякими деловыми бумагами.

Альд прочел письмо, а потом вопросительно посмотрел на юношу. Алан рассказал ему все, что знал.

– Алексид! – Лицо итальянца вновь озарилось радостью, спокойные глаза заблестели. – Найти комедию Алексида – да, это было бы действительно чудом. – Он виновато усмехнулся. – Тебе, наверное, странно, юноша, что простое упоминание о какой-то книге так меня взволновало? Не знаю, поверишь ли ты, но я готов проливать настоящие слезы при мысли о всех тех греческих книгах, которые утрачены для современного человека.

– Я понимаю, синьор, – ведь в мире так мало книг.

– Вот-вот. – Альд жестом остановил его. – Подумай, мой юный друг, сосчитай; забудь на минуту про творения греков и римлян, забудь про обширные труды отцов церкви – это, конечно, весьма святые книги, но, увы, невероятно скучные! Что еще мы создали? Что еще можно читать? Прекрасные стихи наших Данте и Петрарки, остроумные новеллы Боккаччо, хроники Фруассара, стихи и проза ваших англичан – Чосера и Мелори, несколько старинных французских героических поэм… Что еще мог бы ты назвать?

– Ничего, синьор. Для того чтобы пересчитать великие книги, которые создала Европа после заката Греции и Рима, хватит и десяти пальцев.

– И вот теперь, после того как греческая литература пребывала в забвении более тысячи лет, мы вдруг открыли сокровище под самым нашим носом: поэзия, трагедии, комедии, исторические, философские, научные сочинения… Сокровища, сказал я? Да-да, но сокровища, погребенные в старых подвалах и склепах, служащие пищей для плесени и мышей! Страшно подумать, как обращаются с книгами в некоторых монастырях – монахи даже режут пергамент на мелкие кусочки, чтобы писать на них молитвы, а потом продавать эти амулеты паломникам за несколько медных монет. При одной мысли об этом я прихожу в бешенство!

– Не понимаю… – Алан запнулся. – Когда я начал учиться в Кембридже, и познакомился с Эразмом, и узнал то новое, что принесли нам последние годы… у меня в мозгу словно вспыхнул яркий свет, я словно проснулся после долгого сна. И теперь я не понимаю, как могут люди, к тому же образованные люди, оставаться равнодушными ко всему этому.

– Равнодушными? – повторил Альд. – Да многие из них боятся этого нового знания.

– Боятся?

– Разве ты забыл слова нашего друга Эразма? – И итальянец негромко, с чувством произнес: – «Мир наконец-то начал обретать рассудок, словно пробуждаясь после долгого сна. И все же находятся люди, которые упрямо противятся этому, руками и ногами цепляясь за свое древнее невежество».

– Но почему?

– Он и это объяснил, – усмехнулся итальянец. – «Они страшатся возрождения хороших книг, ибо, если мир станет мудрее, им уже не удастся скрыть, что они ничего не знают».

– Таких людей мне доводилось встречать в Кембридже. – И, рассмеявшись, Алан рассказал Альду о своем последнем вечере в университете.

– Превосходно! – одобрительно воскликнул Альд. – Истинный рыцарь знания и человек действия, ты больше всякого другого подходишь для подобного предприятия. Ну, а теперь поговорим о деле. Ты сказал, что это место называется Варна?

– Так, во всяком случае, называется озеро. Ты слышал о нем?

– Нет. Но я наведу справки. На это потребуется время, однако в Венеции можно узнать все, что угодно, – нужно лишь терпение. Город полон купцов и путешественников, побывавших во всех уголках земли. Предоставь это мне, а сам погости у нас, отдохни после дороги и наберись сил для дальнего пути.


Еще от автора Джефри Триз
За Хартию

Повесть "За Хартию" рассказывает о детях, принимавших участие в чартистском движении - организованном выступлении рабочих Англии в середине XIX века. Переплетение личных судеб юных героев с острыми историческими событиями делает повесть увлекательной и в то же время дает богатый познавательный материал.


Ключ к тайне

Повесть «Ключ к тайне» относится к эпохе Шекспира; великий драматург является в ней одним из действующих лиц. Переплетение личных судеб юных героев с острыми историческими событиями делает повесть увлекательной и в то же время дает богатый познавательный материал.


Разыскиваются...

"Разыскиваются..." - повесть о брате и сестре, которые сбежали из дому и путешествуют по стране, наблюдая картины жизни рабочих Англии в 30-х годах XX века. Переплетение личных судеб юных героев с острыми историческими событиями делает повесть увлекательной и в то же время дает богатый познавательный материал.


Фиалковый венец

Историческая повесть о юном поэте Алексиде, который жил в Афинах в V веке до н.э. и оказался в центре важных политических событий. Одним из них было предотвращение заговора аристократов, пытающихся с помощью Спарты захватить власть в Афинах. Художник Анатолий Григорьевич Слепков.


Рекомендуем почитать
Углич. Роман-хроника

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Большая судьба

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Том 1. Облик дня. Родина

В 1-й том Собрания сочинений Ванды Василевской вошли её первые произведения — повесть «Облик дня», отразившая беспросветное существование трудящихся в буржуазной Польше и высокое мужество, проявляемое рабочими в борьбе против эксплуатации, и роман «Родина», рассказывающий историю жизни батрака Кржисяка, жизни, в которой всё подавлено борьбой с голодом и холодом, бесправным трудом на помещика.Содержание:Е. Усиевич. Ванда Василевская. (Критико-биографический очерк).Облик дня. (Повесть).Родина. (Роман).


Неоконченный портрет. Нюрнбергские призраки

В 7 том вошли два романа: «Неоконченный портрет» — о жизни и деятельности тридцать второго президента США Франклина Д. Рузвельта и «Нюрнбергские призраки», рассказывающий о главарях фашистской Германии, пытающихся сохранить остатки партийного аппарата нацистов в первые месяцы капитуляции…


Превратности судьбы

«Тысячи лет знаменитейшие, малоизвестные и совсем безымянные философы самых разных направлений и школ ломают свои мудрые головы над вечно влекущим вопросом: что есть на земле человек?Одни, добросовестно принимая это двуногое существо за вершину творения, обнаруживают в нем светочь разума, сосуд благородства, средоточие как мелких, будничных, повседневных, так и высших, возвышенных добродетелей, каких не встречается и не может встретиться в обездушенном, бездуховном царстве природы, и с таким утверждением можно было бы согласиться, если бы не оставалось несколько непонятным, из каких мутных источников проистекают бесчеловечные пытки, костры инквизиции, избиения невинных младенцев, истребления целых народов, городов и цивилизаций, ныне погребенных под зыбучими песками безводных пустынь или под запорошенными пеплом обломками собственных башен и стен…».


Откуда есть пошла Германская земля Нетацитова Германия

В чём причины нелюбви к Россиии западноевропейского этносообщества, включающего его продукты в Северной Америке, Австралии и пр? Причём неприятие это отнюдь не началось с СССР – но имеет тысячелетние корни. И дело конечно не в одном, обычном для любого этноса, национализме – к народам, например, Финляндии, Венгрии или прибалтийских государств отношение куда как более терпимое. Может быть дело в несносном (для иных) менталитете российских ( в основе русских) – но, допустим, индусы не столь категоричны.