Холмы Варны - [16]

– Пора вставать, мой юный шалопай!

Ночь была такой тихой, что даже Ринальдо приглушил свой громовой голос.

Алан заворочался на лавке, мигая от желтого света воскового огарка.

– Который час? – спросил он зевнув.

– Уже скоро рассветет. За тобой, как ты и говорил, пришел корабельный юнга.

– А ты уверен, что это не самозванец? – Алан спустил ноги с лавки, нащупывая башмаки.

– Он передал мне для тебя вот это. – И Ринальдо протянул Алану его собственный перстень с фамильным гербом, который он накануне передал Альду, чтобы узнать вестника с «Дельфина».

Надев кольцо на палец, юноша встал.

– Не выпьешь ли винца? – с надеждой предложил художник. – Ну что ж, не угодно – как угодно!

Выйдя на улицу, Алан вздрогнул от холода. С Альп дул пронизывающий северо-западный ветер. Юнга плотно закутался в плащ и натянул свой шерстяной колпак на самые уши. Они почти не разговаривали, потому что Алан еще недостаточно хорошо выучил итальянский язык, чтобы понимать деревенский диалект немногословного юнги, совсем не похожий на речь венецианцев.

Заря еще не занялась, а факелов у них не было, но юнга тем не менее уверенно шел по темным улицам, громко стуча по мостовой тяжелыми деревянными башмаками. Вскоре они уже оказались на пристани, возле которой стоял «Дельфин». На корабле, готовясь к отплытию, суетились матросы. У сходен стоял какой-то тощий человек и тревожно постукивал пальцем по украшенному резьбой борту.

Алан ни за что не догадался бы, что перед ним капитан корабля, если бы юнга, прежде чем удалиться на корму, не ткнул в ту сторону пальцем.

– Капитан Монтано? – вполголоса спросил Алан.

Тот оглядел его в неверном свете фонаря.

– От мессера Мануция? – спросил он унылым голосом. – Ладно. Я тебя и жду. Твои вещи уже здесь. Завтракать будем, когда отплывем. Я спущусь к тебе, как только мы выйдем из гавани, Алан считал, что оставаться на палубе до отплытия опасно, и поспешил спуститься в каюту. «Дельфин» показался ему старой лоханью (днем это впечатление вполне подтвердилось), и он мысленно поздравил себя с тем, что плыть им предстоит по тихому Адриатическому морю, а не по бурным водам Ла-Манша.

В каюте было душно, стоял тяжелый запах, и Алан с большой радостью услышал шум на палубе: значит, они отчалили и теперь медленно выходят на веслах в открытое море. Надвинув шляпу на глаза, чтобы остаться неузнанным в случае, если на берегу вдруг окажется соглядатай, он поднялся на палубу.

Он на всю жизнь запомнил этот час перед завтраком, когда небо на востоке над морем побледнело, а потом стало золотым, и из отступающего сумрака стали постепенно возникать купола и башни Венеции. Опершись о борт, Алан смотрел на великолепный город, теснившийся среди лагун на сотнях островов, и следил, как первые лучи солнца, словно стрелы, падали на крыши самых высоких зданий. Богатейший порт мира, думал он, не имеющий соперников; Алан и не подозревал, что расцвет Венеции уже позади, что он сам еще доживет до того дня, когда ее затмят западные города, стоящие на новых океанских путях в Америку и Индию.

Капитан Монтано уныло следил, как его матросы подымают латинский парус.[6] По-прежнему прямо им в корму дул северозападный ветер, самый попутный из всех возможных. Но даже и это как будто не радовало хмурого моряка.

Они уже вышли в море, и город, расположенный на низких островах, скрылся из виду.

– Пожалуй, пойдем позавтракаем, – сказал капитан мрачно. – Хоть мне от еды никакой радости нет.

– Ну так я могу съесть твою долю, – раздался веселый голос, и вслед за ними по трапу скользнул темно-рыжий юнга.

Но Алан, вздрогнув, понял, что перед ним не юноша. Несмотря на сапоги и панталоны, он узнал Анджелу д'Азола.

Глава седьмая. ЧЕРНАЯ ГАЛЕРА

Монтано, вероятно, догадался об истине одновременно с ним; во всяком случае, он, не проявив особого удивления, сказал коротко:

– Идем в мою каюту, пока никто из моих бродяг тебя не разглядел. А там обсудим все дело.

– Обсуждать тут нечего, – небрежно сообщила ему Анджела, когда они сели за скромный завтрак, состоявший из хлеба и фруктов. – Я сполна заплачу тебе за проезд. Эту одежду я надела, потому что так удобнее. Тяготы пути я готова переносить наравне с мужчинами, а если бы я явилась сюда в женском платье, это могло бы вызвать всякие затруднения.

– Да, конечно, – угрюмо согласился Алан.

Она бросила на него предостерегающий взгляд.

– О нашем деле мы поговорим потом, – заметила она многозначительно, – а капитану Монтано докучать им незачем.

Алану вовсе не хотелось говорить про Варну в присутствии посторонних, поэтому он смирился и промолчал. Капитан, хотя он, несомненно, не знал, что подумать, не стал, однако, возражать против присутствия Анджелы, которая поспешила вытащить кошелек и тут же вручила ему плату за проезд.

– Если это бегство влюбленных, – проговорил он, обращаясь скорее к низкому потолку, чем к ним, – то о таком мне даже слышать не приходилось. Дама платит за себя, а кавалер как будто даже и не предполагал, что она явится на корабль. Ну-ну…

– По-моему, он вообразил, будто я убежала с тобой из родительского дома, – засмеялась Анджела, когда они вышли из душной каюты и устроились в укромном уголке на корме.