Холмы России - [81]
— Что угодно? — спросил он.
— Номер, — ответил Николай Ильич.
— Номера заняты.
— Номер, снятый для нас Викектпем Романовичем, — пояснил Николай Ильич.
— Не снимали. А свободных нет.
Они вернулись к дому. Постучали в закрытую дверь.
— Вес спят, — раздался голос Желавина. — Рано сегодня.
— Открой! — потребовал Николай Ильич.
— Не могу. Спят.
Николай Ильич застучал сильнее — бил кулаками по войлочной обивке.
Нищие и бездомные, брели по улице двое, самые несчастные под ледяной луной, прижавшись друг к другу от холода.
Навстречу прошел человек в полушубке. Подгоняло метелькой к теплу. Оглянулся.
— Там домов нет, — сказал он бредущим и ищущим и вдруг окликнул: Николай Ильич.
Привел их в каморку Демушка Елагин, из фабричных паренек.
Каморка, в доме у самой Чуры, на окраинном береговом выступе, заросшем черемухами, да все на тон же улице — за мостом в коряжистых ивах, следом полезным удалялась дорогой среди снегов.
Каморку снимал Демушка — номерок хозяйский, самый бедный, по получке, чуть лишь тепла.
Полушубок сбросил — туда-сюда — не знал, как несчастным ночлег устроить. Зажег лампу. Глянула из снегов ночь в затекшее льдом оконце.
На столе крыночка с веточками черемуховыми в воднце. Распустились зеленые листики.
В углу койка, укрыта ватным одеялом. У другой стены печурка кирпичная, обмазанная глиной, побеленная.
Рядом с окном полка с книгами. А под ней тумбочка с бумагами и акварельными красками. На ситцевой фабрике Демушка работал, видел мечтами расцветку свою на косынках, на платках, а на бумаге не выходило, бледнело, но покоя не давала — все подмаргивала алыми цветочками.
Демушка бросился к чуть ли не спящей красавице Иринушке Опалимовой. Стояла она у стены. Брови оолеи раскинуты, а ресницы сжаты — черны-черны, скулы с мороза румяные, будто пламень под белым фарфором.
Николай Ильич снял с ног жены промерзшие валенки.
Укрыл ее на койке одеялом и полушубком.
Затрещали поленья в печурке.
Демушка поставил на конфорку чугунок с картошкой, налил в железный чайник воды для чая.
— Сейчас, Николай Ильич, мы согреемся, поедим и спать, утро вечера мудренее. Я, когда плохо, мечтаю.
На стол поставил банку с кильками и бутылочку подсолнечного масла.
Николай Ильич, не раздеваясь, сидел на табуретке, в распахнутом пальто на меху. За что такое? Не грешил, не обманывал, нищим подавал, богу молился — не просто крестился а верил: в необъяснимом и бесконечном что-то есть… Шел с женой в снега замерзать. Легче нет смерти: уснешь, будто бы в тепле, летний зной приснится.
Да ведь и сама жизнь — медленное и долгое замерзание в счастливых снах и горьких пробуждениях. Чуть бы, и ушел с Иришей в поле. Но человек встретился, окликнул на дороге, где в такую пору ни души. Видать, не все кончилось знать, угодно: терпи, не ропщи, над всем божья воля. А душа бунтовала, гнала злодея и топором настигала. Уже не было сил, ронял топор.
В дверь постучали. Демушка открыл и впустил Серафиму, заснеженную, закутанную в платок. Она посмотрела на сидящего на табуретке Николая Ильича, на спящую Иришу, и темные глаза ее засинились от слез.
Серафима достала с груди письмо и протянула Николаю Ильичу маленькой озябшей рукой.
— Сказали, что вы здесь.
Николай Ильич вскрыл конверт. Письмо было от Викентия Романовича.
«Господин любезнейший!
Считаю своим долгом оповестить вас, что, ввиду моей крайней нужды, дом мною продан. Отныне он принадлежит трактирщику, и прежние свои обещания выполнить не могу.
Вынужден и предупредить после вашего громогласия у дверей дома, чтоб вы не пытались изыскивать пути для моего поражения. Мои догадки по поводу внезапной кончины женщины в избытке сил и здоровья подтвердились поспешным подписанием бумаг в страхе и полной растерянности.
Внезапная смерть последовала от выпитой рюмочки.
В сокрытии не соучастник вашего злодеяния, а по милосердию, для смягчения вины, оставляю вам чистосердечное признание и раскаяние…»
Николай Ильич бросил письмо в печурку и тотчас схватил лист бумаги с тумбочки и карандаш и написал
«Сударь!
Да вас в прорубь, мерзавца, как можно скорее, пока не пролились слезы несчастных…»
Письмо вложил в ловягинский конверт и отдал Серафиме.
— Лично негодяю!
Демушка проводил девчушку на крыльцо. Поскрипывали приступки.
— На мосту боюсь, — сказала Серафима.
Демушка быстро оделся.
Серафимка ждала его под морозными, кристальными от луны черемухами.
Шел он впереди, нахлобучась в полушубке, крепко похрустывал снег под валенками.
Серафимка нагоняла его, отставала, поглядывая в отдаленное горище кладбищенское. Паром все залилось и застыло. Там матушка одна плачет. Дочку милую ее злодей выгнал.
Серафимка забежала вперед, на стежку между колеями, и Демушка укоротил шаг.
— Не вертись. Как юла.
— А барин Викентии Романович будто колдун. Рюмочку матушкину в пакетик опустил, бечевкой завязал.
Сургуч жег. А потом узелок на бечевке залил и пятаком сплюснул… Ой страшно! А в доме теперь трактирные номера будут, перегородки, перегородки, и за каждой номер с койкой. Куда я денусь? — подняла руки Серафима и опустила, зашаталась.
Демушка подпихнул ее в спину, чтоб шла быстрее.
— Если что, сразу ко мне беги.
В книгу вошли рассказы и повести о людях, прошедших войну и вернувшихся к мирному труду в родные края — на Смоленщину, о послевоенном возрождении смоленской деревни, о нравственных и экономических итогах войны. Проза В. Ревунова романтична и в то же время отличается глубоким проникновением в психологию человека, в его реальную жизнь.
Это наиболее полная книга самобытного ленинградского писателя Бориса Рощина. В ее основе две повести — «Открытая дверь» и «Не без добрых людей», уже получившие широкую известность. Действие повестей происходит в районной заготовительной конторе, где властвует директор, насаждающий среди рабочих пьянство, дабы легче было подчинять их своей воле. Здоровые силы коллектива, ярким представителем которых является бригадир грузчиков Антоныч, восстают против этого зла. В книгу также вошли повести «Тайна», «Во дворе кричала собака» и другие, а также рассказы о природе и животных.
Автор книг «Голубой дымок вигвама», «Компасу надо верить», «Комендант Черного озера» В. Степаненко в романе «Где ночует зимний ветер» рассказывает о выборе своего места в жизни вчерашней десятиклассницей Анфисой Аникушкиной, приехавшей работать в геологическую партию на Полярный Урал из Москвы. Много интересных людей встречает Анфиса в этот ответственный для нее период — людей разного жизненного опыта, разных профессий. В экспедиции она приобщается к труду, проходит через суровые испытания, познает настоящую дружбу, встречает свою любовь.
В книгу украинского прозаика Федора Непоменко входят новые повесть и рассказы. В повести «Во всей своей полынной горечи» рассказывается о трагической судьбе колхозного объездчика Прокопа Багния. Жить среди людей, быть перед ними ответственным за каждый свой поступок — нравственный закон жизни каждого человека, и забвение его приводит к моральному распаду личности — такова главная идея повести, действие которой происходит в украинской деревне шестидесятых годов.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.