Холмы, освещенные солнцем - [4]
Сейчас Николай, нахмурившись, следил, как быстро и напряженно двигались Катины ноги в аккуратных резиновых сапожках. Катя тащила большой поднос, в два ряда уставленный тарелками. Тяжесть подноса ускоряла ее шаги.
Желтые глаза Кати злы, скулы ярко раскраснелись. Наверно, только что ругалась с подавальщицами. Вот Катя углом ставит поднос на соседний столик и под шуточки рабочих, сразу отложивших газеты, отрывисто спрашивает:
— У тебя щи? А у тебя что — гуляш? Чего скалишься? Я тебе не суп гороховый! — Тыльной стороной ладони она отводит клок прямых, соломенного цвета волос, выбившихся из-под наколки.
Вот Катя и у столика Николая. Переставляет тарелки с подноса. Суп горячий, пахнет луком и вареной картошкой. Катя торопится, на лице ее уже улыбка:
— Чего поздно так?
Обнаженная рука двигается у самого носа Николая. У плеча на матово-белой коже расплылся желто-лиловый синяк.
— Подожди уходить, как пообедаешь. Поговорить надо, — торопливо говорит Катя.
Василий сидит с напряженным лицом и внимательно переводит улыбающийся глаз с Николая на супы, которые переставляет Катя, потом вверх на Катино лицо. Наблюдает.
— А мне тоже подождать или, может, уматывать? — ухмыльнулся Васька.
Катя рассеянно скользнула глазами по кривому Васькиному лицу:
— Уматывай.
Васька подмигнул Николаю здоровым глазом: а ты, мол, не верил.
В конце обеда, когда Николай остался один за столом, Катя прибежала с кухни и подсела к нему. Лицо у нее горит, хотя в зале холодно. Попробуй побегай с тяжелым подносом из жаркой кухни в холодный зал — тоже раскраснеешься. Николай не смотрит на нее. Ждет. И сосредоточенно мнет хлебный мякиш. Нужно сделать шесть рожек, тогда эта штука здорово отскакивает от пола, даже если ее очень сильно бросить. И не мнется. Катя некоторое время следит за сухими, сильными пальцами Николая. Потом переводит взгляд на его лицо.
— Чего не смотришь на меня? Видишь, какая я красная?
Она вынимает хлебный шарик из рук Николая, бросает в грязную тарелку и, подтянув его руку к своей щеке, продолжает:
— Горячая?
Николай не отнимает руку и чувствует, как у него тоже начинают гореть щеки, уши, как сухо становится глазам.
— Ты сказать что-то хотела? — спрашивает он Катю.
— Чего хотела сказать? — Катя кладет руку на ладонь Николая. — Вот посмотри, какая у меня рука. — Рука у Кати маленькая, горячая и чуть влажная. На ладошке шершавые, плотные подушечки. — Смотри, у меня рука маленькая, чистая, а у тебя большая, жесткая, исковерканная какая-то. Интересно! — Катя прощупывает пальцами мозоли, царапины на руке Николая. Вдруг рот ее кривится иронической улыбкой: — Тоже мне работяга!
— Ну говори, что ли! — торопит Катю Николай.
— А вот приходи сегодня вечером в наше общежитие. — Катя вызывающе поднимает глаза. — Девочки на танцы пойдут…
— А что я там делать буду?
— Чай пить!
Николай встал, надел шапку. Застегнул ватник.
— Ну, придешь?
— Не знаю.
— А я ждать буду!
Николай задвинул стул, кивнул Кате, посмотрел на часы над дверью и, стуча гвоздями подошв, зашагал к выходу. Спиной он чувствовал Катин взгляд.
С крыльца столовой видна стройка: плешивая гора, вплотную подобравшаяся к реке ниже ГЭС, кусок реки за плотиной с повисшими над ним клубами стылого пара, постройки, столбики дымков. Солнце бьет по глазам, слепит. Сухим белым светом сияет снег. Мороз. Тепло, собравшееся в ватнике, в шапке, в ватных штанах, сразу же тает, растворяется, одежда пропитывается холодным, обжигающим ветерком. От него особенно достается пояснице, шее и рукам. «Э-эх, а все же хорошо, солнце-то как шпарит! Пойти к ней сегодня, что ли?..»
— Смотри, как она горы кругом обошла, — говорит Николай Ивану.
Они только что поднялись на стену здания ГЭС и смотрят на речную излуку. Против сопки в ледяное поле вмерз небольшой пароход. Из трубы его идет дым. Дым сносит к берегу, к стройке. Вокруг парохода по льду ходят люди.
— По всей длине в лед замурована… — Николай задумчиво следит за передвигающимися по льду фигурками. — А все равно течет.
— Сотни лет течет, — сказал маленький смуглый азербайджанец Рашик, — все вниз, туда, вниз… — Он сделал в воздухе зигзаг рукой — мол, петляет по земле.
Иван засмеялся.
— А мы ей еще работки добавляем: работай, река, работай, — передразнил он Рашика.
— Так вон она и бушует, — Рашик кивнул в противоположную от замерзшего парохода сторону — туда, где за эстакадой дымилось на морозе незамерзшее пространство реки, — с трудом под лед залезает.
Пофилософствовав таким образом, рабочие вернулись к узкой железной лестнице, по которой они влезли наверх. В нескольких шагах от нее стоял Алексеич. Он замерз под ледяным ветром и время от времени похлюпывал носом. Рукой Алексеич придерживался за стенку и, вытянув шею, заглядывал вниз, туда, где в полу здания ГЭС чернел провал большого квадратного люка. В глубине люка в темноте взблескивала синими зарницами сварка и, заметные при вспышках, двигались люди.
— Что, дух перехватило или ногам не доверяешь? — спросил Алексеича Иван. — Дрожат? — Иван взглянул на кривые, действительно дрожавшие ноги Алексеича. — Ты на солнышко глянь или вон на кран, а вниз не нужно, головка закружится.
В этом немного грустном, но искрящемся юмором романе затрагиваются серьезные и глубокие темы: одиночество вдвоем, желание изменить скучную «нормальную» жизнь. Главная героиня романа — этакая финская Бриджит Джонс — молодая женщина с неустроенной личной жизнью, мечтающая об истинной близости с любимым мужчиной.
Книга эта – вне жанра. Книга эта – подобна памяти, в которой накоплены вразнобой наблюдения и ощущения, привязанности и отторжения, пережитое и содеянное. Старание мое – рассказывать подлинные истории, которые кому-то покажутся вымышленными. Вымысел не отделить от реальности. Вымысел – украшение ее, а то и наоборот. Не провести грань между ними. Загустеть бы, загустеть! Мыслью, чувством, намерением. И не ищите последовательности в этом повествовании. Такое и с нами не часто бывает, разве что день с ночью сменяются неукоснительно, приобретения с потерями.
К 2134 году человечество получает возможность корректировать события прошлого. Это позволяет избежать войн, насилия и катастроф. Но не всё так просто. В самом закрытом и загадочном городе на Земле, где расположена Святая Машина — девайс, изменяющий реальность, — происходит череда странных событий, нарушающих привычную работу городских служб. Окончательную судьбу города решит дружба человека и ога — существа с нечеловеческой психикой, умудрившегося сбежать из своей резервации.
Автор книги В. А. Крючков имеет богатый жизненный опыт, что позволило ему правдиво отобразить действительность. В романе по нарастающей даны переломы в трудовом коллективе завода, в жизни нашего общества, убедительно показаны трагедия семьи главного героя, первая любовь его сына Бориса к Любе Кудриной, дочери человека, с которым директор завода Никаноров в конфронтации, по-настоящему жесткая борьба конкурентов на выборах в высший орган страны, сложные отношения первого секретаря обкома партии и председателя облисполкома, перекосы и перегибы, ломающие судьбы людей, как до перестройки, так и в ходе ее. Первая повесть Валентина Крючкова «Когда в пути не один» была опубликована в 1981 году.
В романе, написанном нижегородским писателем, отображается почти десятилетний период из жизни города и области и продолжается рассказ о жизненном пути Вовки Филиппова — главного героя двух повестей с тем же названием — «Когда в пути не один». Однако теперь это уже не Вовка, а Владимир Алексеевич Филиппов. Он работает помощником председателя облисполкома и является активным участником многих важнейших событий, происходящих в области. В романе четко прописан конфликт между первым секретарем обкома партии Богородовым и председателем облисполкома Славяновым, его последствия, достоверно и правдиво показана личная жизнь главного героя. Нижегородский писатель Валентин Крючков известен читателям по роману «На крутом переломе», повести «Если родится сын» и двум повестям с одноименным названием «Когда в пути не один», в которых, как и в новом произведении автора, главным героем является Владимир Филиппов. Избранная писателем в новом романе тема — личная жизнь и работа представителей советских и партийных органов власти — ему хорошо знакома.
