Hollywood на Хане - [27]

«Очень цельная и целеустремлённая девица, закалённая привычкой к сопротивлению отцовской и любой другой посторонней воле…» — Подумал я про неё. Она наверняка доберётся до вершины…

Вечером, когда умирающее солнце затопило склоны гор розовой пеной, а привычная к безраздельному царствованию голубизна отступала по всему фронту и удерживала последние форпосты лишь на северных стенах, я вышел на свою обычную вечернюю прогулку и обнаружил Сашу Коваля, задумчиво наблюдающего прощальную агонию дневного светила. Его красная пуховка полыхала в закатных лучах густым каминным пламенем, а выразительный контур лица — крупный каракуль бороды и грозный карниз бровей — был суров и печален: немолодой человек, наблюдающий закат немолодого мира.

Я загляделся на эту картину. Прыгнуло и томительно заныло сердце. В этом было так много старого, доброго, прямолинейного Хэма, так много того, благодаря чему я начал ходить в горы и продолжаю ходить до сих пор…

Зачесались руки: захотелось впрыгнуть в суровый шерстяной свитер — тёмно-серый, под подбородок, покусывающий горло, — приземлиться в занесённой снегом альпийской хижине, у камина, за пишущей — стучащей, спешащей, спотыкающейся — машинкой, и писать, писать, писать тягучий, тёрпкий и печальный рассказ «Старик и горы», отвлекаясь лишь на то, чтобы набить погасшую трубку да приложиться к стаканчику «Дайкири»…

О чём был бы этот рассказ, спрашиваете вы? Конечно же, не о горах. Это был бы рассказ о тех вещах, которые только и интересны сложившимся людям: об одиночестве и одиноком упорстве, о зрелой, принимающей всё как есть любви, о неразделённости, о том, что всё в этой жизни было слеплено кое-как: нелепо и неуклюже, но немыслимо уступить что-либо из этого нелепого и неуклюжего, о всё ещё сильном, но уже многое повидавшем и потому лишь неторопливом теле, о мудрой и, соответственно, избирательной памяти… Но главное, я бы рассказал о безнадёжных, проигранных изначально сражениях, которые, тем не менее, нужно вести до конца: до ухода, до последнего бесповоротного поражения, — неизбежного, но могущего, несмотря ни на что, стать достойным.

Ночью раскалывалась голова и ныли зубы: пульсировала вся правая сторона. Правое полушарие бессонно маялось, а левое задрёмывало чутким сном китообразного… Муторный полусон.

Зашевелились в шесть утра, обменялись хриплыми фразами, повздыхали, протёрли глаза… Нащупал термос, закутанный с вечера в Лёшину пуховку и отхлебнул пару глотков всё ещё тёплого чая. Не торопясь, чтобы не расплескать головную боль, одеваюсь, высовываюсь по пояс в тамбур и разжигаю горелку, за ночь вмёрзшую в лёд всеми своими паучьими лапками. Топлю Лёше воду для овсянки и нам обоим на чай. Сам я изрядно охладел к овсяной каше и предпочитаю более аскетический утренний вариант: сыр с сухарями.

Затем, я напяливаю промороженные «мыльницы» пластиковых ботинок, которые стучат поутру, как кости мертвяка, и отправляюсь в свой туалет на западном склоне гребня. Я вытоптал его себе сам: проложил дорожку до того места, откуда уже не виден лагерь, а склон становится круче, как набегающая волна: тяжёлые пласты снега застыли на старте, готовые по первой же команде ухнуть в ничего не подозревающую долину. Тут-то я и вытоптал себе скромный пятачок, откуда вечером можно наблюдать величественные закаты, а утром просто наслаждаться тишиной и уединением.

После завтрака мы все уходим вниз. Я выхожу первым. Маршрут пустынен сегодня, несмотря на прекрасную погоду, и за всё время спуска я встречаю лишь Илью Левченко, да перед самым скальным поясом троицу молодых бельгийцев. Уже на скалах обнаруживаю приотставшую от своих девушку-бельгийку, и мы обмениваемся с ней несколькими фразами. Она узнала меня: «ты парень из RedFox Team»!.. — так она окрестила нашу группу, поскольку мы все, как близнецы щеголяли в одинаковых ядовито-зелёных курточках от «РедФокс». Говорит, что устала, интересуется, близко ли второй лагерь, и будут ли ещё скалы. Сочувственно, киваю головой: сперва «нет», затем «да»…

На скальном поясе я какое-то время нерешительно изучаю пучок разнообразно изношенных верёвок, которыми провешен крутой траверс. Пытаюсь оценить вероятность срыва и его последствия, затем убираю ледоруб на рюкзак и прищёлкиваюсь обоими «усами» к тем перилам, которые кажутся мне наименее потёртыми. Спускаюсь лазанием по крутым, скользким, жидко припорошенным скалам, где не знаешь, что лучше: довериться пожилым верёвкам или максимально сосредоточиться на лазании. Кошки мерзко скрежещут, вниз по склону брызгает мелкая каменная крошка…

Попив чая в первом лагере, за полчаса сбегаю вниз к морене.

На леднике бушуют реки. Третий день подряд стоит солнечная погода, и распустившиеся от безнаказанности потоки воды несутся, закусив удила. Ледник почернел и опал, порос каменными грибами на тонких ледовых ножках. Меня не радует всё это великолепие, поскольку я знаю: скоро погода испортится, и случится это именно тогда, когда она будет нужна нам больше всего: на последних выходах…

В базовом

Сегодня у нас день отдыха. За завтраком все сидят хмурые, небритые, задумчиво ковыряют манную кашу…