Хокуман-отель - [2]

На вид девушке было не больше девятнадцати. На голову выше врача, большеглазая, со светлыми волосами, заправленными под пилотку наспех, видимо второпях, медсестра сейчас всем своим видом будто бросала вызов всему, что ее окружало: темноте, моросящему дождю, зеленому «студебеккеру» с красным крестом, стоящим возле него промокшим санитарам. «Избалованная, видно, девица, – подумал Гарамов, – знает, что такое красивая девушка на фронте и как таких обхаживают, все прощают, как над ними все трясутся». Девушка, будто читая его мысли, покосилась. Гарамов тут же пристыдил себя: «Что ты к ней пристал. Она же не виновата».

Шеленков, мельком оглядев девушку и военврача, показал на стоящие рядом пустые бочки:

– Садитесь, товарищи. Тара, по-моему, чистая.

Медсестра и врач сели. Седов ушел. Шеленков взял у Гарамова карту, расстелил на коленях, посмотрел на врача:

– Кажется, Оганес Робертович?

– Так точно, товарищ полковник. – Арутюнов покосился на медсестру.

– Что вы скажете о раненых, Оганес Робертович?

Арутюнов стал зачем-то рассматривать землю. Вздохнул:

– Двое, в общем, терпимы. Ну и третий.

– Двое – вы имеете в виду Потебню и Савчука?

– Так точно. Еще Левашов… Если только успеем и у него не начнется перитонит.

– А командир группы Ларионов?

Арутюнов посмотрел на медсестру, будто она знала что-то о Ларионове, что следовало скрывать и от Гарамова и от Шеленкова.

– Он… выживет?

– Товарищ полковник…

– Александр Ермилович.

– Александр Ермилович. Скажу прямо: я только что его пальпировал. У Ларионова глубокое полостное ранение, необходимо переливание крови. И осколок в шее. Нужно… освободить. Ну а чтобы освободить, нужен стационар. Хороший стационар.

Арутюнов сидел с особым выражением лица, и зрачки у него совсем уплыли под веки. Этим выражением он будто говорил: «Я сделал все, что смог, и прошу не смотреть на меня так и не качать головой. Вы же отлично знаете, что я в ранении Ларионова не виноват».

Полковник, будто уяснив все это, выпрямился.

– Оганес Робертович. И…

Полковник повернулся к медсестре. Та улыбнулась:

– Вика…

Гарамов отметил про себя, что у медсестры приятная улыбка.

– Ну-у! В таком случае, думаю, мы не пропадем. А? – сказал Шеленков. Медсестра сразу засмущалась, покраснела, опустила глаза. – Вика – это ведь значит победа?

Медсестра искоса посмотрела на Арутюнова, будто ища защиты. «Неужели у них… между собой?» – подумал Гарамов. Шеленков расстелил на коленях карту:

– Мы находимся вот здесь, в Лубэе.

Полковник, разыскивая на миллиметровке Лубэй, нагнулся, ткнул карандашом в найденную точку. Карандаш пополз по карте.

– Доставить раненых надо в Приморье. Это около восьмисот километров. Обстановка в небе спокойная, с зенитками у японцев туго. Радаров вообще почти нет, так что, думаю, долетите. Поведет машину опытный пилот капитан Михеев. Второй пилот, хоть и молод… Остальные – штурман, радист, бортмеханик – тоже рекомендуются наилучшим образом. Задача же у вас одна: вы должны следить за состоянием раненых. Сопровождающим в полете будет капитан Гарамов. Если вы с ним еще незнакомы, познакомьтесь.

– Очень приятно. – Арутюнов пожал руку Гарамову. Медсестра улыбнулась. Эта улыбка сейчас была другой, сдержанно-деловой.

Подошел первый пилот Михеев, коренастый, неуклюжий в своем комбинезоне; лицо у него было костистым, покрытым явно преждевременными морщинами, левую щеку портил большой шрам со следами швов. Чуть в стороне стоял второй пилот, без шлема, со спутанными светлыми волосами, по виду совсем мальчишка, чуть ли не из десятого класса. Бортмеханик осматривал бензобак. Двое, по всей видимости радист и штурман, влезли по трапу в самолет. Шеленков встал, за ним и остальные.

– У нас все готово, товарищ полковник. Лететь можно.

Шеленков как-то по-простецки кивнул:

– Ну что, удачи.

Он не спеша, по очереди пожал всем руки: сначала Вике, потом Арутюнову, потом пилотам и напоследок Гарамову. Подходя к трапу, Гарамов вдруг поймал себя на мысли, что ему сейчас очень хочется помочь медсестре ступить на трап. Кажется, то же самое мечтал сделать и Арутюнов.

Перед трапом все трое остановились, и Гарамов сказал, сам не ожидая этого и поддерживая девушку за локоть:

– Вика, прошу!

Медсестра, будто не слыша этих слов, поставила ногу на трап, посмотрела на Арутюнова. Но руку все же подала Гарамову. Он подсадил ее, ощущая мягкую, легкую ладонь и короткое, не допускающее никаких вольностей, благодарное пожатие. Вика исчезла за дверью. Гарамов как можно дружелюбней посмотрел на военврача: «Давайте вы». Капитан легко поднялся, Гарамов в два прыжка взлетел за ним. Через несколько секунд, осмотрев что-то напоследок у крыльев, поднялись пилоты и бортмеханик. Михеев, подняв планшет, чтобы не задеть раненых, прошел в кабину, механик пробрался за ним. Второй пилот, влезший последним, был без головного убора. Он долго задраивал дверь и только после этого натянул шлем, болтающийся за спиной. Покосившись на Гарамова, боком протиснулся вперед. Захлопнулась дверь кабины, и скоро заработали моторы.

Кайма вокруг солнца, опускавшегося в море, была густо-фиолетовой и нестерпимо яркой рядом с холодным зеленым горизонтом. Стук шаров в бильярдной прекратился несколько минут назад. Значит, они должны сейчас выйти. Свет в номере был погашен, но Исидзима – директор специального «Хокуман-отеля» для высших чинов японской армии – стал у окна так, чтобы его в любом случае не было видно. Он наблюдал за выходом. Сначала все было пусто, только на асфальтовой площадке у розария стояла подъехавшая час назад длинная черная машина майора Цутаки. Интересно. Если он угадал, вся акция должна была у них занять минут десять. Остальное – на декорацию. Неужели не угадал? Нет, угадал. Из главного входа в отель, изображающего раковину, неторопливо вышли четыре человека в смокингах. Исидзима сразу же убедился: это те же, кто приехал. Первый, коренастый, с уверенной походкой, – сам майор Цутаки Дзиннай, выпускник императорской школы разведки, бывший руководитель отдела армии по формированию «летучих отрядов». К сожалению, точной должности Цутаки сейчас Исидзима не знает, но по тому, что группа Цутаки наделена чрезвычайными полномочиями и контролирует второй отдел, можно предположить, что он подчинен непосредственно штабу генерала Отодзо. Однако в Дайрене он для всех просто майор Цутаки. Исидзима отметил – Цутаки единственный, на ком вечерний костюм сидит нормально. Даже при беглом взгляде на остальных ясно, что это кадровые офицеры, привыкшие больше прыгать с парашютом, стрелять и брать языка где-нибудь в зарослях, чем носить крахмальные рубашки. Расхлябанный в ходьбе, с болтающимися руками – лейтенант Таяма Каору, по кличке Летун, начинал снайпером в армии. Косолапый увалень – капитан Мацубара Сюнкити, он же Дикобраз, бывший командир знаменитого диверсиями в тылу «Седьмого летучего отряда». Наконец, высокий, поджарый, длиннорукий – телохранитель майора Цутаки лейтенант Тасиро Тансу, признанный всеми специалист по рукопашной. Они приехали, чтобы покончить с руководителем отряда номер 731 – генералом Отимия: война заканчивалась, и, вероятнее всего, группе Цутаки было поручено замести все следы, касающиеся разработки бактериологического оружия. Майор пригласил Отимию в бильярдную, приказав всем разойтись по номерам. Интересно, тело генерала Отимия возьмут с собой или оставят в номере? Ага, вот и тело. Два привратника что-то несут; судя по их походке, это нечто тяжелое. Огромный кожаный чемодан, вполне в стиле Цутаки. Привратники – старый Горо и молодой Масу. Значит, они решили все-таки похоронить Отимию со всеми почестями. Горо – человек Исидзимы, а Масу прибыл недавно по личному назначению генерала Ямадо, значит, фактически – это ставленник Цутаки. Падающий сверху мягкий свет цветных китайских фонариков на секунду скользнул по напряженным лицам Горо и Масу. Вот они вплотную подошли к машине, опустили чемодан в багажник. Тасиро захлопнул крышку. Четверо вместе с Цутаки сели в машину. И когда привратники повернулись, пошли к раковине входа, машина плавно тронулась с места, развернулась у угла здания и исчезла в зарослях.