Хоккейные истории и откровения Семёныча - [54]

— И я один через пол–Москвы поехал записываться в секцию ЦСКА в «Сокольниках». А «Спартак» играл на Ширяевом поле. Было мне тогда десять лет, я даже матери ничего не сказал. Мама у меня в ЦДСА работала бухгалтером и, естественно, знала всех спортсменов. Тем более, что во время войны она работала в ресторане ЦДСА. Тренер Борис Иванович Афанасьев, он в ЦДСА был вторым вратарем после Мкртычана, меня в секцию не принял. Приехал я домой расстроенный, чего там говорить. Слезы в глазах. Мать: «Что такое, Саш, что такое?» — Я ей: «Да вот, мам, в секцию не взяли».

И она на следующий день к Борису Ивановичу пошла: «Ты что ж, Боря, а? Моего парня в секцию к себе не взял!». После этого вопрос быстро решился. И уже первый сезон играл я за 1945 год рождения, хотя сам рождения 1947 года. Но первая команда мальчиков была — 1945 года. Из наиболее известных этого года рождения играл в «Спартаке» Витька Ярославцев, большой талант был.

Но вообще–то из всех пацанов в секциях на самый верх выбираются единицы. Со мной много хороших ребят играло, а на самый верх выбился я один. Из 1948 года — только Валерка Харламов, из 1949 — Блинов Юрка. Такая логика, надо много работать, а главное — очень хотеть играть. Ведь бьют и в мальчишеском возрасте, приходится терпеть, преодолевать, характер вырабатывать.

— А как же это, Саша, тебя с Харламовым Тарасов в Чебаркуль отправил в ссылку?

— Тогда такой состав в ЦСКА был сильнейший, не пробьешься. Он нас вызвал и говорит: вы молодые, в составе основном вам места пока нет, а чего вам сидеть здесь запасными? Поезжайте–ка, помогите пока нашей команде «Звезда» в Чебаркуле.

— Ладно, ладно, Саша, а вот рассказывают, что Тарасов посмотрел со стороны на Харламова, которого ему рекламировал Кулагин, и бросил историческую фразу: «Советскому хоккею такие коньки–горбунки не нужны!

— Ну, может, он и сказал что–то такое, я не слышал, — верный себе молвил Гусев. — Чего кто только не говорит. Но оказались мы с Валеркой в Чебаркуле.

— У вас–то класс был выше, чем у тамошних?

— Где–то, может, и повыше, — согласно кивнул Гусев. — И мы 8 ноября поехали в Чебаркуль, это было как раз в год 50–летия советской власти. Из дому уезжать было неохота, скажу честно. А Валерка там класс показывал. Много шайб забивал. И вот слушай: последнюю игру мы выигрываем, выходим в более высокую лигу, на стадионе тысяч шесть народу. Подхватывают на плечи и несут с восторгом через весь город. Всенародное ликование. Я им говорю сверху: «Ребята, несите уж прямо к магазину». И что ты думаешь, так прямо к дверям и принесли. Вот она любовь–то всенародная…

А Харламов, ой, Харламов. Никто и не помнит, как он к нам пришел в ЦСКА, а я помню. Я‑то был на год старше. Валерка сначала ничем не выделялся. Но шустрый был очень, маленький, шустрый такой пацан. Порядочный был человек Валерка! Никогда никому плохого не сделал. И все его любили, душа был парень. А в Канаде его боготворили, его бы там до сих пор на руках носили и деньги бы давали. Это точно. После тех матчей с Канадой в 1972 году он там просто как бог стал.

— А вот говорили, что Тарасов боялся играть с канадскими профессионалами, так ли это?

— Нет, ничего он не боялся, — категорически отрезал Гусев. — Он мечтал с ними сыграть. Ерунда все это — бояяяялся! Он нам говорил так: «Да мы их, этих канадцев…». Бобров Всеволод Михайлович в нас уверенность вселял, да и человек он был великолепный. Что там говорить. Но если бы Тарасов был тогда тренером сборной, то мы бы этих канадцев на части разорвали бы. В любом случае с Тарасовым мы последний матч в Москве не проиграли бы. Мы тогда еще не привыкли к их психологии — играть до последней секунды.

Вообще Анатолий Владимирович человек был крутой, но отходчивый. И психолог великий. Вот с чехами, например, у нас всегда отношения натянутые, играли они против нас грязно, цепляли. И вот тренировка наша идет, а чехи сидят на трибуне и смотрят. А Тарасов: «Бей чехов, бей их, ну–ка, этого чеха покрепче, покрепче, в дерево его, в дерево!». Сейчас на Тарасова много все навешивают, причем и те, кто у него играл, кто трехкратным чемпионом Олимпиад становился и многократным чемпионом мира. Я с такими людьми не согласен. Где все они были, эти чемпионы, если бы не Тарасов?

Мы когда в Монреале в первом матче суперсерии на разминку вышли, канадцы стоят, смотрят на нас и смеются. Ехидно так, пренебрежительно: вот, мол, идиоты русские приехали. Они не могли себе представить, что способны нам проиграть. И все стремились показать, что нас не боятся. Да так ли это было–то?

Вот в книге «Большое хоккейное потепление отношений, или русские здесь!», написанной канадским журналистом Джеком Людвигом, приводится такой эпизод: канадских игроков инструктировал Стен Микита, словак по происхождению. Он немного знал русский и игроков обучал нашим матерным словам. В частности, с буквой X. А тем трудно слово дается. Но дело не в том. Зачем эту «науку» Микита внедрял в мозги канадские? А вот ситуация: сталкиваются у борта канадец и русский и канадец ему во все горло — х… Конечно, русский, ничего подобного не ожидающий, столбенеет, а канадец под это дело шайбу у него и «выгребает». Разве те, кто соперника не боится, будут так к матчам с ним готовиться? Вряд ли. Вот они нам с такой подготовкой проиграли в первом же матче, да еще как! Это ж был удар по всей Канаде, понимать это надо. Канадцы считали, что где–то они могут быть хуже других, но уж в хоккее им равных нет. И вдруг — нате вам, кушайте. Конечно, они рассвирепели. А за Харламовым охоту устроили, что говорить. Кларк вон до сих пор переживает, что «ломал» Харламова.