Хоккейные истории и откровения Семёныча - [31]

Когда мы приехали, то стол был уже накрыт с чисто русским размахом по тарасовским, как нам потом объяснили, рецептам. Соленые огурчики, грибки собственного посола, всякая рыба, икра, жареное мясо. Баня нагревалась, водка охлаждалась. Я никогда в принципе не пил водки и поэтому встревожился: «Как я справляюсь со всем этим?», — спросил я Торда Лундстрема, но тот только рассмеялся в ответ и посоветовал мне «держать фасон».

О, эта беспощадная баня в исполнении Тарасова, когда он окроплял наши тела большим дубовым веником, а я лежал, уткнувшись лицом в шайку с холодной водой. Еще хуже было с водкой, которую пили из больших стаканов, и мне дали понять, что содержимое должно выпиваться в один прием. Это входило в русскую традицию, иначе человек провозглашался неискренним. Я давился, чувствовал, как все бурлит и горит у меня в пищеводе, но так или иначе все каким–то образом попало в мой желудок. Когда же передо мной возник второй такой стакан и был наполнен вновь, я не вынес этого и водка пошла горлом назад.

«Юниор», — сострадательным голосом громко провозгласил Тарасов и похлопал меня снисходительно своей широкой ладонью по голове. Находившиеся рядом Торд и Анатолий Фирсов смеялись до хрипоты.

Затем Тарасов исчез, и «Брюнес» поехал на тренировку на каток ЦСКА, — продолжил свой рассказ Сандлин. — К счастью, я на лед не выходил и с совершенно белым лицом сидел перед раздевалкой, имея жесткую установку Торда: «Сидеть спокойно и рта не раскрывать». (Заметим, однако, для себя, что такой вот диалог имел место между тренером и игроком, и это никоим образом не подрывало авторитета первого. Не чудеса ли? Сандлин рано стал тренировать, задолго до тридцати, карьера игрока у него не пошла, но всегда пользовался авторитетом у хоккеистов, хотя и производил впечатление сугубо интеллигентного и мягкого человека, каковым, впрочем, он и является. Значит, выходит, не всегда надо быть хоккейным «держимордой» и гонять своих подопечных до седьмого пота, не принимая с их стороны никаких возражений? — Прим. Н. Вуколова.).

Но Хокан Виберг, который всегда все замечал, усмотрел нечто странное в моем облике и поинтересовался, что произошло: «Я упоил Тарасова так, что он завалился под стол», — хвастливо изрек я. Игроки, знавшие о моем неприятии спиртного, смотрели на меня с большим сомнением…

И в этот момент появился Тарасов, одетый в парадную военную форму, с иголочки, благоухающий одеколоном, он как ни в чем ни бывало уселся рядом на скамейку с блокнотом и что–то стал там записывать. Мне же для восстановления потребовалась целая ночь.

Мы встречались с ЦСКА в четырех играх на Кубок европейских чемпионов в течение двух лет и все четыре проиграли. Но это была хорошая школа. Мы сами считали, что с каждым разом приближаемся к физическим кондициям русских. Как тренер я стал все больше делать ставку на атлетические занятия. Разница между нами и русскими состояла прежде всего в физической подготовке. Что же касается техники и тактических идей, то можно было даже зафиксировать некоторый плюс в нашу пользу. К тому же мы полагали, что наш вратарь В. Лефквист был лучше Владислава Третьяка. (Лефквист в семидесятых годах был вполне приличный голкипер и, быть может, играл не хуже Владислава. Тем более шведы не без оснований считали и продолжают быть уверенными, что их вратарская хоккейная школа и сейчас лучше российской. Впрочем, впереди были еще исторические встречи сборных СССР и Канады, в ходе которых шведы, да и сами мы, русские, убедились, что в лице Третьяка имеем в воротах просто–напросто хоккейного уникума. — Прим. Н. Вуколова.).

Те матчи с московским армейским клубом значили для меня как тренера необычайно много. В конце концов у меня сложилось собственное понимание хоккея, его трактовки. И если можно скопировать тренерскую философию другого тренера, то никогда ведь не скопируешь его личность.

И в то же время совершенно необходимы дискуссии и обсуждения между самими тренерами. Никогда нельзя воображать, что ты знаешь все. Необходимо уметь слушать и быть смиренным. Ведь жизнь складывается, по сути, из усилий многих. Слушать надо даже то, что говорят игроки. Слушать и пробовать, пробовать. Золотое зерно можно найти повсюду. Тренер всегда должен обладать такими качествами, как терпение, выносливость и желание дополнять и изменять свои собственные знания. И какую бы жесткую тренировку мои игроки ни провели, я всегда хотел, чтобы они уходили с площадки с улыбками. Преимущество работы с людьми я ставлю превыше всего.

Я предпочитаю, чтобы меня окружали индивидуальности, мои игроки не должны быть копиями друг друга.

Вот из этих мыслей, помноженных на опыт игр, многочисленных и благоприятно складывавшихся для тренера матчей, у Сандлина родилась своего рода «Пирамида успеха». Одна глава из его книги «Игра на всю жизнь» прямо так и называется, и я предлагаю тем любителям хоккея, которые убеждены, что есть какой–то особый секрет тренерского мастерства (в то числе и у Эпштейна), позволяющий из года в год и из десятилетия в десятилетие крушить всех соперников напропалую, прочитать дальнейший текст, тем более, что кое–что уже сказано выше.