Хоккей: надежды, разочарования, мечты… - [32]

Но все усилия нового руководства коллектива могут оказаться бесплодными, если вы, болельщики хоккея, не окажете ему поддержки. Вы даже не представляете себе, как много значит для игроков и тренеров ваше участие! Как окрыляет команду ваша помощь! Так будьте же настоящими патриотами рижского «Динамо», славного своими традициями латвийского хоккея!

Что же касается меня, то можете считать меня нештатным тренером команды. Сердцем я остаюсь с вами».

Не принимал и не принимаю иронии по поводу того, что, работая в Риге, я как будто бы привык к чему-то особому… Нет, не к особому. К норме. Привык к норме. К тому, что хоккеисты могут играть равно хорошо и начальные минуты матча, и остаток последнего периода. Одаренность Петрова или, скажем, Гусева была несравненно выше, чем у лидеров рижан. Но если бы Петров и Гусев не только в молодости, а из года в год, в течение многих сезонов, работали так, как требует этого сегодняшний хоккей, они играли бы еще сильнее и дольше, — в этом я абсолютно уверен.

Как и все люди, связанные с хоккеем, я немало слышал, разумеется, о «железном» Тарасове, о его неслыханно твердом характере, о «железной» дисциплине в армейском клубе. Впрочем, не только слышал о Тарасове, но и знаю его уже много лет.

Уверяю читателя, что ничего этого не было в том ЦСКА, в который попал я. Не было не только «железной» дисциплины, но и элементарной — с точки зрения требований, принятых в современном спорте.

Для меня, повторяю, дисциплина — это и поведение в быту, и дисциплина игровая.

Все эти проблемы тесно связаны одна с другой, и вычленить их можно только в послематчевом анализе. Они нерасторжимы в практике. В спорте. В жизни.

Тактическое образование — это не только тактическая эрудиция игроков, их умение разобраться в том, что происходит на льду. Не только готовность найти ключи к любой тактической схеме, предложенной соперником, но и неукоснительное, точное исполнение заданий на матч, строгая игровая дисциплина, исключающая казацкую вольницу, какой-либо анархизм на поле.

Разумеется, следование плану, выполнение тактического задания не только не исключает, но и предполагает импровизацию, творчество, неустанный поиск.

В спортклубе ЦСКА все, кажется, соглашались, что Тихонов занял в общем правильную позицию. Именно в общем. Ибо когда речь шла не об общих декларациях, не о перспективных планах и принципах, которым, по мнению тренера, должна следовать команда, но о конкретных людях, в том числе знаменитых, нужных команде для ее боеспособности, взгляды руководителей менялись. Мои решения вызывали недоумение и протесты.

Я убеждал хоккеистов, уговаривал их, просил подумать о судьбе команды и о собственной судьбе. Терпел многое. Долго терпел. Но наступало время, когда просьбы и уговоры уже не действовали, когда терпение было исчерпано.

И тотчас же возникали сложности. Меня не понимали. Друзья, далекие от спорта, спрашивали не раз:

— Ну почему вы, в ЦСКА, должны выносить сор из избы, когда рядом, в команде ваших соперников, за такие же проступки игрока наказывают тихо, стремятся все-таки сохранить его для команды, хотя проступки бывают там и более тяжкие?…

Отвечал:

— А может быть, и они возьмут с нас пример? Кто-то же должен начать?… Мы будем наводить порядок, даже если все об этом будут знать, даже если нас за это будут не просто критиковать, но и ругать. Даже если надо мною станут насмехаться… Но мы добьемся, что с нас будут брать пример…

Я был непреклонен, ибо убежден, что сильный коллектив может себе позволить выносить сор из избы, его нравственному здоровью не опасны никакие критические перетряски и переоценки. Что же касается позиции тренера… Стараюсь не забывать, что тренер отвечает не только за очки, набранные его командой, не только за сегодняшнюю игру и поведение спортсмена вне площадки, но и за то, каким этот спортсмен будет в будущем, каким человеком он станет.

Было бы неверно рассматривать мою работу в ЦСКА как деятельность, направленную на некую кардинальную ревизию, на решительный пересмотр всего того, что было найдено, накоплено, создано прежними тренерами. Конечно же, нет! Я опирался на лучшие традиции ЦСКА, где на протяжении десятилетий спортсменов приучали трудиться самоотверженно, истово, с полной отдачей сил, где со времен Тарасова существовал закон — играть с первой и до последней минуты, где молодежь воспитывалась в духе патриотизма, истинного товарищества, где, наконец, многие годы стремились не останавливаться на достигнутом, но неустанно искать возможности и пути усиления игры.

Говоря о недостатках в игре армейцев, вовсе не собираюсь упрекать за это кого-то из тренеров, работавших в ЦСКА. Тем более Анатолия Владимировича Тарасова: ко времени моего перехода уже несколько лет команда готовилась к сезонам и играла без него.

Дело в ином. На мой взгляд, в мировом хоккее самые большие изменения происходили именно в середине 70-х годов. Между прочим, и потому, что именно тогда начались регулярные встречи с профессионалами. Успехи советского хоккея, приумноженные в матчах с соперниками из канадо-американских клубов, еще более повысили интерес к нашей школе игры. Нас внимательно изучали, стараясь определить, за счет каких качеств побеждают сборная СССР и московские клубы.