Хогбены и все-все-все - [139]

Или вот случай в автобусе. Едва мы сели и отъехали, забарахлил мотор; водитель откатил автобус к обочине. Навстречу нам по шоссе мчался какой-то автомобиль, и только мы остановились, как у него лопнула передняя шина. Его занесло юзом в кювет. Если бы наш автобус не остановился в тот миг, мы столкнулись бы лбами. А так никто не пострадал.

Мистер Генчард не чувствовал себя одиноким; днем он, видимо, куда-то уходил, а вечерами по большей части сидел в своей комнате у окна. Мы, конечно, стучались, когда надо было у него убрать, и он иногда отвечал: «Минуточку». Раздавался торопливый шорох — это наш жилец набрасывал кретоновый чехол на птичью клетку.

Мы ломали себе голову, какая там птица, и прикидывали, насколько вероятно, что это феникс. Во всяком случае, птица никогда не пела. Зато издавала звуки. Тихие, странные, не всегда похожие на птичьи. Когда мы возвращались домой с работы, мистер Генчард неизменно сидел у себя в комнате. Он оставался там, пока мы убирали. По субботам и воскресеньям никуда не уходил.

А что до клетки…

Как-то вечером мистер Генчард вышел из своей комнаты, вставил сигарету в мундштук и смерил нас с Джеки взглядом.

— Пф-ф, — сказал мистер Генчард. — Слушайте, у меня на севере кое-какое имущество, и мне надо отлучиться по делам на неделю или около того. Комнату я буду оплачивать по-прежнему.

— Да что вы, — возразила Джеки. — Мы можем…

— Пустое, проворчал он. — Комната моя. Хочу — оставляю за собой. Что скажете, а?

Мы согласились, и он с одной затяжки искурил сигарету ровно наполовину.

— М-м-м… Ну, ладно, вот что. Раньше у меня была своя машина. Я всегда брал клетку с собой. Теперь я еду автобусом и не могу взять клетку. Вы славные люди — не подглядываете, не любопытствуете. Вам не откажешь в здравом уме. Я оставлю клетку здесь, но не смейте трогать чехол!

— А канарейка?.. — захлебнулась Джеки. — Она же помрет с голоду.

— Канарейка, вот оно что… — Мистер Генчард покосился на нее маленьким, блестящим, недобрым глазом. — Не беспокойтесь. Канарейке я оставил много корму и воды. Держите руки подальше. Если хотите, можете убирать в комнате, но не смейте прикасаться к клетке. Что скажете?

— По рукам, — ответил я.

— Только учтите то, что я вам говорил, — буркнул он. На другой вечер, когда мы пришли домой, мистера Генчарда уже не было. Мы вошли в его комнату и увидели, что к кретоновому чехлу приколота записка: «Учтите!» Внутри клетки что-то шуршало и жужжало. Потом раздался слабый хлопок.

— Черт с ней, — сказал я. — Ты первая принимаешь душ?

— Да, — ответила Джеки.

«В-ж-ж», — донеслось из клетки. Но это были не крылья. «Бах!»

На третий вечер я сказал:

— Корму там, может быть, и хватит, но вода кончается.

— Эдди! — воскликнула Джеки.

— Ладно, ты права, я любопытен. Но не могу же я допустить, чтобы птица погибла от жажды.

— Мистер Генчард сказал…

— Ты опять права. Пойдем-ка к Терри, выясним, как у него с отбивными.

На третий вечер… Да что там говорить. Мы сняли чехол. Мне и сейчас кажется, что нас грызло не столько любопытство, сколько тревога.

Джеки твердила, будто она знает одного типа, который истязал свою канарейку.

— Наверно, бедняжка закована в цепи, — заметила Джеки, махнув тряпкой по подоконнику, за клеткой. Я выключил пылесос. «У-и-ш-шш… топ-топ-топ», — донеслось из-под кретона.

— Н-да, — сказал я. — Слушай, Джеки. Мистер Генчард — неплохой человек, но малость тронутый. Может, пташка пить хочет. Я погляжу.

— Нет. То есть… да. Мы оба поглядим, Эдди. Разделим ответственность пополам…

Я потянулся к чехлу, а Джеки нырнула ко мне под локоть и положила свою руку на мою.

Тут мы приподняли краешек скатерти. Раньше в клетке что-то шуршало, но стоило нам коснуться кретона, как все стихло. Я-то хотел одним глазком поглядеть. Но вот беда — рука поднимала чехол все выше. Я видел, как движется моя рука, и не мог ее остановить. Я был слишком занят — смотрел внутрь клетки.

Внутри оказался такой… ну, словом, домик. По виду он в точности походил на настоящий, вплоть до последней мелочи. Крохотный домик, выбеленный известкой, с зелеными ставнями — декоративными, их никто и не думал закрывать, коттедж был строго современный. Как раз такие дома, комфортабельные, добротные, всегда видишь в пригородах. Крохотные оконца были задернуты ситцевыми занавесками; на первом этаже горел свет.

Как только мы приподняли скатерть, огоньки во всех окнах внезапно исчезли. Света никто не гасил, просто раздраженно хлопнули жалюзи. Это произошло мгновенно. Ни я, ни Джеки не разглядели, кто (или что) опускал жалюзи.

Я выпустил чехол из рук, отошел в сторонку и потянул за собой Джеки.

— К-кукольный домик, Эдди!

— И там внутри куклы?

Я смотрел мимо нее, на закрытую клетку.

— Как ты думаешь, можно выучить канарейку опускать жалюзи?

— О господи! Эдди, слушай.

Из клетки доносились тихие звуки. Шорохи, почти неслышный хлопок. Потом царапанье.

Я подошел к клетке и снял кретоновую скатерть. На этот раз я был начеку и наблюдал за окнами. Но не успел глазом моргнуть, как жалюзи опустились.

Джеки тронула меня за руку и указала куда-то пальцем.

На шатровой крыше возвышалась миниатюрная кирпичная труба. Из нее валили клубочки бледного дыма. Дым все шел да шел, но такой слабый, что я даже не чувствовал запаха.