Ходынка - [40]
Но сегодня не довелось ему отведать и этой радости.
Позавчера все фабричные доставали из сундучков и разглядывали свои праздничные одежды, стригли друг друга под модного "ерша" и мечтали вслух о конях, коровах и горстях золота, которые достанутся им на празднике - на то, дескать, манифест вышел, только не тот, что с полиции принесли, а взаправский. Слушал Филя, слушал, а потом вздохнул, да и сказал:
- У нас в деревне по царским дням староста тоже ребятам леденцы на шарап бросал. Да только никому они не доставались. Разве что из грязи кто поднимет. А так больше носы друг дружке били.
Видать, очень уж громко Филя вздохнул и сказал, раз все в казарме умолкли. Никто ему не ответил, зато на следующее утро мастер Редькин - земляк Борьки Кузина, штопавшего тогда на нижних нарах свою рубаху, - подошел к Филе и сказал:
- Еще раз про царские дни вспоминать будешь - выгоню. А покуда штраф тебе назначен о полтора рублях. Будешь знать.
Филя и сказать ничего не успел, только тачку поставил, да шапку снял. А мастер уже шел себе дальше, посвечивая из-под черной поддевки полами красной рубахи. Филя штрафом огорчился, но испугался не очень. Ладно бы, на зиму глядя, ему мастер пригрозил!
Однако на другой день, то есть вчера, Игнат, сменщик Фили, сказал ему, что приходил квартальный надзиратель, и чуть не ударил его, Игната, в щеку, да мастер же и вступился: не этот, дескать, бунтовал, а того-де, я уже припугнул как следует. Квартальный же держал в руке тетрадку и что-то после слов мастера записал. И сказал тот квартальному, его, Филину, фамилию: Одинцов.
Всё это очень Филе не понравилось, но опять же не испугало. В волчью книгу его и так записали в первый же день, заодно с драчунами, которые тогда же его и избили. А потом Редькин записал его и второй раз - на ремонт церкви Филя сдавать отказался. Не беда. Не помирать в Москве Филя давно выучился, для чего мог и в мороз на паперти посидеть, да без рубахи, чтоб видны были следы от плети отцовской. Однако же новым штрафом огорчился чрезвычайно. Не так уж много осталось ему накопить, чтобы десять рублей было. А на десять-то рублей до Опоньского царства, где все по правде живут, он, Филя, дойдет. И не такие, сказывал ему на паперти брат Евтроп, дохаживали. Он, конечно, и без десяти рублей дойдет, да только с десятью скорее получится. А скорее хотелось, ибо очень уж Филя от неправды настрадался. Пора уже - лето началось.
С этой мыслью Филя и стал засыпать. Он лежал и видел цепочку журавлей, тянувшихся по хмурому и спокойному осеннему небу куда-то за Плотихино - не иначе в Опоньское царство. Пошел Филя вслед за ними полем, потом лесом, потом снова полем. И видит: не то стоят, не то растут посреди поля березовые ворота о двух столбах и одной перекладине. А у ворот - солдат с ружьем. И говорит солдат Филе, что за воротами и начинается Опоньское царство, а Расея кончается. Хочешь - иди, только уж навсегда. Назад дороги не будет, хоть на коленях моли, хоть лбом оземь бейся. Подошел Филя к воротам, сделал шаг из Расеи в Опоньское царство, где все по правде живут, и вдруг как заплачет - горько-горько!
Тут звякнула монета на полу, и Филя проснулся. Спал он, оказывается, уже давно, потому что глаза продрать сразу не смог. А как продрал, увидел при свете каганца, что стоит спиной к нему мастер Редькин, а рядом с ним Борис Кузин в старой редькинской поддевке, а чуть поодаль - квартальный надзиратель по кличке Перелыга. И все они запускают руки в чужие сундучки. Замлела у Фили грудь, когда он подумал: сопрут что, а на меня свалят. Народ-то на работе весь, а опричь меня-то нет никого! От страха он закрыл глаза и снова опустил голову на опорки, и вдруг снова заснул. Долго ли Филя спал, коротко ли, а только бьют его ногой в спину и рычат над головой:
- Вставай, каторжанская морда!
Проснулся Филя и подумал было, что нары в казарме опять поделили, и он чьи-то занял, а хозяин его гонит - не Иван ли, упаси Бог, Шлеп-нога, что обижать любил всех, кто слабее?
Высунул Филя робко голову из-под верхней нары, но тут его схватили за шиворот и вытащили наружу. Перед ним стоял, держа руки бубликом, Перелыга.
- Идем-ка, братец, в холодную - сказал он Филе гулким, как из бочки, голосом.
- За что, вашблагороть? - изумился Филя.
- А бунтовать не будешь - изволил снизойти к вопросу Перелыга. - И других чтоб не подбивал.
- Я подбивал? - по-настоящему удивился Филя. - Я ж только со смены...
- А на праздник кто дружкам своим не ходить говорил? - продолжал Перелыга.
Квартального с недавних пор стали часто видеть в церкви. Там он заказывал молебны за упокой жены, которую сам же и убил насмерть. Стоя возле самого алтаря, Перелыга молился и утирал нос платком. А после загадочного пожара в участке, с которого Перелыга едва ноги унес, он и вовсе драться отвык. И тут на тебе!
- Сам же говорил, что не пойдешь и другим не велишь. Или не так?
- Не пойду - согласился Филя. - Отдохну лучше. В баню схожу, высплюсь.
- Во как! Царь-государь его приглашает, угощенье приготовил, а он, холоп, чванится, идти не хочет. Это что, не бунт? А ну, пошли! И тряпки свои собирай.
Однажды я провел занимательный опрос. Спрашивал у всех и у каждого: кем был Великий Ирод по национальности? Никто не усомнился. Еврей, отвечали мне. Да и как же могло быть иначе, если Ирод был царем Иудеи?Сначала меня это ввело в замешательство, а потом подвигло к глубокой задумчивости. Историю, как известно, творят люди. Каждый знает, что Сократ был греком, а Дарий — персом. Отчего же история так несправедливо отнеслась к Ироду, что люди забыли его национальность. Или им помогли забыть? Но кто и зачем?Замечательный писатель и исследователь Лион Фейхтвангер определил свое литературное кредо так: в отличие от ученого автор исторического романа имеет право предпочесть ложь, усиливающую художественный эффект, правде, разрушающей его.Я в огромной степени разделяю эту мысль, но хотел бы подчеркнуть, что в романе, который я теперь представляю на Ваш суд, исторический факт занимает не менее почетное место, чем художественный вымысел.
Джим Бишоп - американский журналист послевоенного времени. Его книга "Последний день Иисуса Христа", изданная в 1957 году, интересна не только захватывающим сюжетом о сложных хитросплетениях коварных замыслов и неблаговидных деяний первосвященника Иерусалимского храма Каиафы, прокуратора Иудеи Понтия Пилата, царя Ирода, предателя Иуды, направленных против Иисуса. Автору удалось живо описать бытовавшие в то время нравы, обычаи и обряды, связанные с религиозными представлениями древних обитателей Палестины.
Книга Кондратия Биркина (П.П.Каратаева), практически забытого русского литератора, открывает перед читателями редкую возможность почувствовать атмосферу дворцовых тайн, интриг и скандалов России, Англии, Италии, Франции и других государств в период XVI–XVIII веков.Владычеством Ришелье Франция была обязана слабоумию Людовика XIII; Мазарини попал во властители государства благодаря сердечной слабости Анны Австрийской…Людовик XIV не был бы расточителем, если бы не рос на попечении скряги кардинала Мазарини.
Хамза Есенжанов – автор многих рассказов, повестей и романов. Его наиболее значительным произведением является роман «Яик – светлая река». Это большое эпическое полотно о становлении советской власти в Казахстане. Есенжанов, современник этих событий, использовал в романе много исторических документов и фактов. Прототипы героев его романа – реальные лица. Автор прослеживает зарождение революционного движения в самых низах народа – казахских аулах, кочевьях, зимовьях; показывает рост самосознания бывших кочевников и влияние на них передовых русских и казахских рабочих-большевиков.
В романах Евгения Ивановича Маурина разворачивается панорама исторических событий XVIII века. В представленных на страницах двухтомника произведениях рассказывается об удивительной судьбе французской актрисы Аделаиды Гюс, женщины, через призму жизни которой можно проследить за ключевыми событиями того времени.Во второй том вошли романы: «Венценосный раб», «Кровавый пир», «На обломках трона».
Роман весьма известного до революции прозаика, историка, публициста Евгения Петровича Карновича (1824 – 1885) рассказывает о дворцовых переворотах 1740 – 1741 годов в России. Главное внимание уделяет автор личности «правительницы» Анны Леопольдов ны, оказавшейся на российском троне после смерти Анны Иоановны.Роман печатается по изданию 1879 года.