Ходок. Новый Мир - [10]

— Вот уж бедовая! А ну обидит кто!? — обеспокоенно бормотала женщина, продираясь через поток спешащего на вече народа.

Ноги Олега сами собой развернулись и понесли за заинтересовавшей его парочкой. Женщину он быстро нагнал, вышел вперёд нее и, как ледокол, раздвигал перед нею толпу, позволяя протискиваться все дальше.

Так они и продрались аж в первый ряд предстоящего действа. Малявки нигде видно не было. Зато хорошо можно было разглядеть другое: деревянный настил с плахой посередине. На нем стояло двое: кряжистый, как пенёк, заросший волосами, словно мхом, в закрывающей лицо маске мужчина и высокий, худющий паренёк.

— Палач и тот самый преступник, о котором судачили сплетницы, — сразу понял Олег.

Лёд всмотрелся в лицо мальчишки. Волевое, с приятными чертами, слегка выдающимся вперёд подбородком и густыми русыми бровями. В общем, обычный габитус для парня из славского рода. Таких тысячи на просторах огромной империи. Но было, однако, в нем то, что удивило даже многоопытного инфа. Взгляд приговорённого к смерти не выказывал страха. Юнец с презрением рассматривал гомонящую толпу и улыбался.

— Странно… Почему его не связали? Обычно всех связывают, чтобы не дёргались, — проговорил рядом плюгавый рыжий мужичек.

— Так цэ ж… — икнул сложивший пухлые руки на необъятном брюхе пузан, от которого за версту несло пивным перегаром, — У мене кум у варті працює. Він казав, що клятий душегуб той не боягуз зовсім. Убалакав його не хомутать, обіцяв не дьоргатись та втікати не буде. Всі вої парубка жаліють, але виру платити нікому[1], - говорил толстяк громко и на одном из очень распространённых в империи наречий. Он безжалостно коверкал слова классической речи, тем не менее, все его с легкостью понимали.

Вот уже тысячу лет как старые обиды народов ныне единого государства были забыты. Новые условия не располагали к междоусобицам и национальной розни. Тут бы уцелеть. Однако традиции, обычаи и, конечно же, говор сохранились.

Наверное, Русь, как ещё называли Славскую империю, стала одной из наиболее разношёрстных в этническом плане мировых держав. И еще наиболее свободолюбивой.

За океаном все было не так. Там всех уже давно оболванили под единую общенациональную гребенку. Вольностям, а тем паче лихачеству, в этих странах места не осталось.

Утратив интерес к беседе, Олег оглядел остальную площадь. Недалеко возле эшафота находились народный обвинитель и родственники погибших. Чуть поодаль на резном, дубовом, выносном троне восседал князь.

Охраны возле государя не наблюдалось. Во-первых, подданные его любили за крутой, но справедливый нрав. А во-вторых, седой как лунь и бородатый господарь мог одним щелчком пальцев убить всех здесь присутствующих.

Единственный из рода Вяземских он преодолел все три инфосферы, слив их воедино. Именно поэтому фамилия пока ещё и существовала, а не была расформирована императором. Зачем порождать конфликт, если у Вяземского наследники по мужской линии отсутствовали. А четырнадцатилетнюю дочь сватали многие подконтрольные семьи.

Но вот, привлекая внимание, раздался сигнал рожка, и собравшийся люд притих. Вперед вышел облачённый в чёрный кафтан обвинитель.

— Согласно законам Славской империи князь постановил казнить преступника путём усекновения головы! Приговор привести в исполнение немедленно, — огласил вердикт представитель власти и отступил в сторону.

Едва лишь прокурор закончил речь, как палач указал пареньку на плаху. Юноша ещё раз оглядел толпу, скривился и положил голову на деревянный чурбан. Сделал он это присев, так и не встав на колени.

Народ одобрительно загудел. Русичи ценили храбрость. Большинство мужиков решило опосля выпить за упокой души строптивца. Сердобольные бабы всплакнули. Даже воинам дружины стало искренне жаль парня. Но закон есть закон. Нарушишь хоть раз, и порядка не будет.

Олег преисполнился гордости за соотечественников. За свою жизнь он немало попутешествовал. И даже присутствовал на такой- вот казни в одном из городков Европейского Лиги.

Там преступника поливали грязью, закидывали объедками и камнями. Власти сделали из всего происходящего настоящее шоу, которое переросло сначала в попойку, а потом и оргию. Причём спали друг с другом все. Различия между мужчинами и женщинами не делали.

— Срам! — сплюнул на землю Лёд, поморщившись от неприятных воспоминаний.

Между тем события на агоре шли своим чередом. Не успел палач занести топор, как кто-то в толпе громко вскрикнул, словно ему отдавили ногу. А на деревянный помост, сверкая голыми пятками и размахивая толстыми русыми косами, вспорхнула девчонка.

— Тогда казните и меня! — закричала она и закрыла приговорённого маленьким тельцем, крепко обняв руками.

Люд зашушукался. Русичи детей любили. Обидеть ребёнка значило привлечь к себе неприятности и являлось очень плохой приметой. В отличие от Панамериканского Объединения Корпораций, где слова «кровные узы» ничего не значили, а такого понятия как семья не существовало. Да Азиатского Союза, где были распространены телесные наказания и относились к отпрыскам излишне сурово.

В Империи все было по-другому. Даже князь Мстислав нахмурился, решая, что делать, а кат бессильно опустил секиру. За убийство невинных детей ему не платили. Да если и платили бы, он все равно не стал бы этого делать.