Ходок 6 - [27]

Узнав все, что требовалось, Змей приступил к активным действиям. В один прекрасный вечер он явился в трактир "Оранжевый пир" – штаб-квартиру и одновременно самое шикарное заведение Цеха сексуальных услуг. Пир – не в смысле хорошо поесть, а в смысле – обращения к аристократу. Почему этот вертеп носил такое странное название, кто его так назвал и почему, никто не знал – просто издревле так повелось, а переименованиями, как у нас принято, в Бакаре никто и никогда не занимался, вот и сохранилось название с незапамятных времен. А то, сначала Царицын, потом Сталинград, потом Волгоград, а теперь вроде снова будет Сталинград. Переименовали бы уже сразу в Царьград, чтобы больше не возвращаться к этой проблеме. Все бы знали, что город назван в честь действующего правителя России, безотносительно его имени и звания: император там, генеральный секретарь, президент, или еще кто.

Однако, возвращаемся к мстительному Змею. Он проник в это гнездо порока не таясь, как обычный посетитель, через парадный вход. Но вот в дальнейшем Змей повел себя абсолютно не так, как стандартный любитель клубнички. Вместо того, чтобы посмотреть имеющийся в наличии контингент и сделать заказ, он направился к неприметной двери, ведущей на закрытую половину дома. Естественно, два дюжих охранника, торчащих около этой двери, вознамерились этому воспрепятствовать. Они вовсе не собирались вступать в конфликт с респектабельным молодым пиром, а просто хотели вежливо объяснить ему, что он ошибся дверью и ничего, представляющего интерес для такого блестящего господина, как он, за ней нет.

Однако Змей ни в какие переговоры вступать не стал – молниеносным движением разбив гортани обоим охранникам, он беспрепятственно проник на особо охраняемую территорию, можно сказать – в святая святых "Оранжевого пира". Эпиграфом к его дальнейшему передвижение по служебным помещениям дворца порока могли бы стать бессмертные строки Владимира Семеновича Высоцкого: "А перед нами все цветет, за нами все горит!"

Безжалостно подавляя любое сопротивление, Змей добрался до личных покоев Червяка, который к этому времени стал главой этого замечательного, дарящего людям радость, Цеха. Правда у работниц этого подразделения сферы услуг, а особенно тех из них, кто попал на эту работу, как бы помягче выразиться… скажем так – не совсем добровольно, было особое мнение насчет радости, но это мнение ни администрацию Цеха, ни потребителей готового продукта, или как раньше выражались – фабриката, производимого этим Цехом, не интересовало. Червяк Змея, разумеется, не признал. Трудненько было узнать в этом молодом господине с ледяными глазами того маленького мерзавца, нанесшего Червяку давнишнюю комбинированную травму: моральную и физическую. Однако, незваный гость не поленился напомнить Червяку все перипетии их недолгого знакомства, после чего начальнику Цеха стало плохо. Плохо до такой степени, что он со страху обделался. Смягчающим обстоятельством это ни в коей мере не послужило и Змей его убил.  Хотя про покойных или хорошо, или ничего, надо честно признать, что Червяк был плохим человеком… даже очень плохим. Наверняка огромное количество молоденьких девочек, попавших в его бордели не совсем добровольно, а если быть предельно корректными в формулировках – совсем не добровольно, призывало на голову Червяка громы и молнии и посылало ему страшные проклятья, но если бы они увидели какой смертью Змей заставил его покинуть этот бренный мир, то не исключено, что некоторые из них пожалели бы главного сутенера Бакара – женское сердце отходчиво. Нехорошей смертью умер Червяк… очень нехорошей.

Сказать, что тогдашний руководитель бакарской мафии – Филипп Грейнхолан не то чтобы любил Червяка, а вообще испытывал к нему хоть какие-то теплые чувства, значило бы сильно погрешить против истины. Чисто по-человечески он относился к нему как тот того и заслуживал – то есть плохо, с нескрываемой брезгливостью. Однако чувства – чувствами, а дело – делом. Убит руководитель одного из Цехов "Союза". Причем так убит, что привычных ко всему "ребят" чуть не стошнило, когда они увидели труп. Складывалось впечатление, что над Червяком поработал опытный патологоанатом, готовящий препараты для студентов медиков – печень отдельно, сердце отдельно, требуха отдельно, кожа аккуратно снята… Судя по рассказам слуг, забившихся во время экзекуции, как тараканы, по разнообразным щелям, и ничего не видевших, но прекрасно все слышавших, продолжалось все это непотребство долго. Очень долго. Если они не врали, точнее говоря, не преувеличивали – ведь у страха глаза велики, то Червяк оставался в сознании до самого конца процедуры, хотя, с точки зрения медицинской науки, быть такого не могло.

Однако, способ убийства – дело десятое. Будь Червяк даже отравлен ядом Утренней Бабочки, от которого уходят в лучший мир с блаженной улыбкой на устах, ничего бы не изменилось – убит глава Цеха, лицо, в известном смысле, официальное! А раз так, то от личных симпатий и антипатий Филиппа Грейнхолана ничего не зависело. Noblesse oblige – положение обязывает. Грейнхолан объявил план "Перехват", или как он там у мафии в Бакаре назывался, но название не столь важно, главное суть – поймать! Однако, босс поставил перед "ловчими" три условия – клиент должен быть доставлен пред его светлые очи живым, не сильно помятым, и способным отвечать на вопросы.