Ходок 11 - [38]

"Психологическая обработка перед допросом!" — прорезался вдруг внутренний голос. Старший помощник даже удивился, что он так долго помалкивал — непривычно как-то, но видимо паршивец тоже охренел от всего происходящего. Впрочем, немудрено.

"Похоже на то… — тяжело вздохнул Денис. — Пошел по шерсть, а приду стриженным!"

"Если придешь…" — невесело уточнил голос.

"Если приду…" — согласился старший помощник.

Между тем, цель поездки была достигнута. Автомобиль без задержки миновал шлагбаум охраняемого коттеджного поселка, немного попетлял, замер ненадолго перед кованными воротами, которые быстро открылись и остановился перед парадным крыльцом роскошного особняка, смахивающего на маленький дворец.

— Пошли! — скомандовала "Алина" и Денис незамедлительно выполнил приказ: открыл дверь, выбрался наружу и покорно зашагал вслед за девушкой.

"Похоже, пиздец… — мрачно думал старший помощник, поднимаясь по ступенькам. — Сейчас допросят с пристрастием…"

"А ты не упорствуй! — вылез с советом внутренний голос. — Не доводи до греха. Чего уж теперь выкобениваться…"

"А тут кобенься, не кобенься, все равно не поверят, если сразу петь начну, — тяжело вздохнул Денис. — Все равно пытать будут, а потом или под клумбой зароют, или в лес вывезут…"

Голос промолчал, что само по себе было ожидаемо, но все равно неприятно. Обычно внутренний паршивец никогда не сдавался, а тут похоже было на то, что и он сдулся — не видел выхода из этого исхода. Самому же старшему помощнику упрекнуть себя было не в чем — с того мгновения, как он осознал, что парализован и до сего момента, он пытался вернуть контроль над телом. Пыжился, тужился, но безрезультатно — только вспотел. Единственной пользой от этого занятия было отвлечение от пессимистических мыслей о собственном будущем. Но, чем ближе была развязка, тем сложнее было Денису не думать о том, что его ждет.

По всем, самым оптимистическим прогнозам ничего хорошего в особняке Грамона его не ожидало и это было печально — умирать не хотелось. Когда ты старый и больной и у тебя не осталось ни одного работающего внутреннего органа и ты лежишь весь в дерьме в вонючей больничной палате на двенадцать коек и от боли готов грызть никелированный шарик на спинке кровати, то умирать, скорее всего (точных данных нет), не очень страшно, а когда ты молодой и здоровый, то — очень.

Между тем, девушка и старший помощник, движущийся за ней, как на привязи, словно игрушечный самосвал на веревочке вслед за малышом, молча прошли через огромный холл, поднялись по лестнице на второй этаж, проследовали по длинному коридору в самый конец, и остановились перед дверью торцевой комнаты. Денис обратил внимание на искрящуюся чистоту, царившую в особняке: всё что должно блестеть — блестит, всё надраено, как яйца боцмана, на уважающем себя корабле, паркет сияет, нигде ни пылинки. А еще он подумал о том, какая херня приходит в голову, лишь бы отвлечь мозг от страшных дум. Умирать не хотелось, но, похоже, его желания никого не интересовали. "Алина" постучала и не дожидаясь ответа открыла дверь и шагнула внутрь. Вслед за ней последовал и старший помощник.

Мужчина, находящийся в кабинете — а это был именно рабочий кабинет, а не гостиная, или, не приведи господи — какой-нибудь будуар, чрезвычайно напоминал Антона Павловича Чехова, каким он предстает на многочисленных портретах, виденных Денисом в школьных учебниках литературы и других похожих изданиях — интеллигентное лицо, профессорская бородка и усы, умный, немного насмешливый взгляд. Не хватало только пенсне. О том же, что помещение является кабинетом однозначно свидетельствовали офисные шкафы с книгами и папками, огромный письменный стол, опять же густо заваленный бумагами, а также большой ноутбук, стоящий перед хозяином кабинета.

— Ну, наконец-то! — воскликнул "Чехов", поднимаясь из-за стола и устремляясь навстречу "Алине". Он подлетел к девушке и, к изумлению старшего помощника, галантно поцеловал ей руку.

… высокие… высокие… отношения!..

— Я уже начал волноваться, дорогая! — взволнованно продолжил хозяин кабинета. — Хотел звонить! Вдруг, что-то случилось!?!

— Да что могло случиться? — отмахнулась "Алина". — Он же, — она кивнула на Дениса, — профан. Что он мог мне, — слово "мне" она выделила голосом, — сделать?

— Профан, не профан, а Герман до сих пор лечится, — при этих словах "Чехов" бросил на старшего помощника такой взгляд, от которого у последнего исчезли любые сомнения (если они и были) о своей участи. — А сегодня ночью двух искусников… правда плохеньких, — уточнил хозяин кабинета, — уничтожил. Так что, если и профан, то непростой! — сделал окончательный вывод "Чехов". — Ладно! — он предвкушающе потер руки. Не будем терять время. Приступим! — "Алина" повернула голову к Денису и приказала:

— Сядь! — после чего старший помощник покорно уселся на один из стульев, стоящих вдоль стены. — Спать! — скомандовала она. Одновременно с приказом, глаза "Алины" вспыхнули, как два уголька в костре под резким порывом ветра и Денис мгновенно провалился в тяжелый, влажный сон, какой бывает после неподъемной физической работы, когда кажется, что и бодрствовать невозможно и легкий освежающий сон не приходит, а погружаешься в какое-то тяжелое забытье. — Можешь начинать, — повернулась она к Грамону. — Только спроси сначала, откуда у него такой скафандр? Я его тело