Ходи прямо, хлопец - [73]

Большая часть пассажиров ехала по делу — с концертом. Несколько человек, в том числе и Надежда с Андреем, просто так, повидаться с морем. В Анапе им сказали, что ровно в восемнадцать ноль-ноль автобус будет ждать их у автостанции. Не опаздывать. Опоздавшие будут пенять на себя.

Андрей не очень любил Анапу. Мелкая вода в заливе, детский песочек, пыльные улицы — словом, далеко не лучшее место на Черноморском побережье. Но, увидев, как Надежда обрадовалась морю, он подумал, что и Анапа не плоха, если может доставлять людям такое удовольствие.

Они выкупались и повалялись на теплом песке. И еще раз выкупались. Вода была теплая, солнце грело по-летнему.

— Хорошо! — стряхивая капельки воды с волос, восторгалась Надежда. — Морем пахнет.

Пахло водорослями. Между пальцев струился сухой песок. Надежда, поднимаясь на цыпочки, подставляла солнцу грудь, широко раскинув руки. Ее крепкая, четко выточенная фигурка на минуту застыла, и Андрею показалось, что она сейчас взлетит. Взмахнет ладошками, как крыльями, и взлетит. А он останется на песке и будет смотреть, как она станет подниматься все выше, выше, пока не растворится в этой солнечной голубизне.

— Надя, — позвал Андрей.

Она обернулась и, словно отвечая на его мысли, сказала:

— Я здесь.

И опустилась на песок рядом с ним.

— Знаете, что я подумал, глядя на вас? — спросил Андрей.

— Что?

— Вот взмахнете вы сейчас руками и улетите. И останется от вас только облачко, белое, далекое.

— Нет, — сказала она, вытягиваясь. — Никуда я не улечу. Мне здесь, на песке, очень хорошо.

Обедали они в кафе недалеко от берега — чтобы по терять из виду море. Потом опять купались. Накупавшись, пошли вдоль берега: мимо порта, где у причала сиротливо жалась пара сейнеров, в гору, на высокий берег, откуда видно было настоящее открытое море, распахнутое и влево и вправо. Все море и море до самой черты, где вода сливалась с небом.

Там, на высоком берегу, набрели они на старое кладбище с мраморными крестами и могильными плитами, с разрушенными оградками и тесаными камнями, на которых были выбиты имена усопших и старинные — теперь так не пишут — эпитафии.

Побродив между могильных плит, Надежда и Андрей отвернулись от них и остановились на краю высокого обрыва. Солнце уже садилось. Оно скрылось за низкое длинное облако и выбросило вверх, на прощанье, неистовые, озарившие полнеба лучи.

Андрей и Надежда стояли и ждали, когда солнце выйдет из тучи и коснется воды.

— Я живу у моря, а вижу его редко, — вздохнула Надежда.

— И не такое у вас море, — сказал Андрей.

— Не такое, — согласилась она.

Он взял девушку за плечи и посмотрел в глаза. Она не опускала глаз, и не было в них испуга. Прямо и доверчиво смотрели они на Андрея. Он наклонился и поцеловал Надежду. Она не оттолкнула его, только зажмурилась.

Когда они взглянули на море, солнце уже погрузилось в воду, но небо на западе играло буйными красками ярче, нежели при солнце.

Стало быстро темнеть. Надежда и Андрей, взявшись за руки, пошли обратно.

— Сколько времени? — спросила Надежда, когда они спустились к порту.

Андрей взглянул на часы.

— Седьмой. Двадцать минут седьмого.

— Наш автобус…

— Наверное, ушел, — беспечно сказал Андрей. — Не беда, на чем-нибудь уедем.

Автобуса действительно уже не было. Они постояли на площади возле автостанции, ожидая такси. Но такси не было. Пошли в вокзал, сели на диванчик.

— Можно заночевать здесь, в гостинице, — вслух сказал Андрей.

— У меня паспорта с собой нет, — сказала Надежда.

— У меня тоже нет, — вспомнил Андрей.

— Без паспорта не пустят.

— Пожалуй, не пустят.

К ним подошел коротенький, толстенький дядька в парусиновом пиджаке и соломенной шляпе.

— Не нужно ли комнату? — спросил дядька.

— Нет, — мотнул головой Андрей. — А впрочем… переночевать нужно.

— Переночевать? — переспросил дядька. — Это нам не интересно: из-за одной ночи белье менять.

— Мы приплатим — на белье.

Дядька откровенно разглядывал Андрея и Надежду. Прикидывал, стоит ли с ними связываться. Наконец вынес приговор:

— Ладно, идемте.

Он повел их по темным улочкам. Насколько мог сообразить Андрей, в сторону моря.

— Переночуете, может, и понравится, останетесь, — говорил дядька. — У меня удобно — отдельный ход, кухонька есть, посуда. Можно готовить дома.

Он, кажется, принял их за отдыхающих.

— Нам завтра уезжать, — сказал Андрей. — С первым автобусом уедем.

Надежда шла молча.

Дядька привел их к двухэтажному домику. Верх был деревянный, цоколь выложен из камня.

— Вот, пожалуйста, — он отпер низенькую дверь в первом этаже и щелкнул выключателем. Тут была маленькая комнатка с кухонным столом, за ней еще одна, чуть побольше, с двумя железными кроватями.

Над кроватями висели коврики, расписанные, должно быть, местными художниками-надомниками, из тех, что выставляют свои произведения на базарах. На одном коврике сидела самодовольная кошка. На другом изображалось горное озерцо с замком на берегу. Передний план занимала пышногрудая красавица, возлежавшая на ядовито-зеленой травке в рубашечке, сползавшей с ее роскошных плеч. Над красавицей, как стрекоза, вился в голубом небе самолетик.

Хозяин взял из угла палку и постучал в потолок. Вошла худая носатая женщина в очках и хлорвиниловом фартуке.