Ходи прямо, хлопец - [55]

— Какие перчатки?

— Боксерские.

— Вы боксер?

— Да. А вы бокс не любите?

— Н-не знаю, я никогда не ходила на бокс.

— Сходите, не пожалеете. Кстати, сейчас в Ленинграде интересные соревнования — командное первенство страны. Завтра приходите, я вам пропуск достану.

— Н-не знаю, завтра, наверное, не смогу.

Дугину показалось, что ни доверия, ни той расположенности, которые были вначале, сейчас в ней уже нет, девушка замкнулась и отдалилась. «После того, как узнала, что я боксер», — подумал Андрей. И решил, что зря тратит время с этой не то сероглазой, не то синеглазой девчонкой.

— Раз не сможете, значит, не сможете, — сказал он. — Извините, что помешал вам.

— Вы не помешали: я все равно уже не писала.

— Всего хорошего, «Белая шапочка» — Андрей поклонился, собираясь уйти.

— А вы кто, — вдруг спросила девушка, — Добрый дровосек или Серый волк?

Андрей не ожидал такого поворота и не сразу нашелся с ответом. А Белая шапочка смотрела на него прямо и улыбалась.

— Я Серый волк, — сказал наконец Андрей, — пойду съем вашу бабушку, а потом примусь за вас.

— Вы меня пугаете, — глаза у Белой шапочки стали определенно синими, — тут неподалеку в самом деле живет моя бабушка, и я не хочу, чтобы вы ее съели.

— Ничего не могу поделать, — серьезно сказал Андрей, — серые волки обязательно едят бабушек — это их любимое лакомство.

— Как же быть? Я так привязана к своей бабушке, что готова ради нее на любые жертвы, даже пойти завтра на бокс. Вы пощадите мою бабушку, если я завтра пойду на бокс?

— Ладно, — сказал Андрей, — раз такое дело, я могу отказаться от любимого лакомства. И даже могу обернуться добрым дровосеком и понести ваш этюдник.

Они обошли прудок и на другой стороне зеленой поляны увидели десяток просторных дач с веселыми мансардами.

— Там живет моя бабушка, — сказала Белая шапочка, показывая на крайнюю дачу под шиферной крышей.

Они договорились, что завтра в пять часов дня Андрей принесет пропуск к дверям Академии художеств, к тем самым, что против сфинксов, привезенных в град Петров из древних Фив.

3

Иван Филиппович Иванцов не любил праздности, но сегодня позволил себе просто так, без дела, послоняться по улицам. Если говорить правду, не совсем без дела. Во-первых, он отправил письмо домой, во-вторых, побывал в Пассаже и на Перинной линии — присматривал свадебный подарок дочери: ничего определенного ему пока не говорили, но чуяло его сердце — подарок такой скоро понадобится. Что полагается дарить в таких случаях, Иванцов толком не знал и приглядывался к разному: в ювелирном отделе ему понравилось колечко с рубином, в меховом — дымчатая шубка.

Дочка у Ивана Филипповича была хорошенькая, красивее, чем ее мать в молодости. Впрочем, какой в молодости была его жена, Иванцов помнил смутно. В семейном альбоме хранились ее фотографии тех лет, и, когда случалось Ивану Филипповичу бросить взгляд на них, он думал не без удивления: «Изменилась Александра Петровна, сильно изменилась!» Была она раньше худенькая, подвижная, смешливая, а сейчас весила девяносто кило, ступала тяжело, смеялась не часто. «Не следишь ты за собой, мать, форму потеряла», — говаривал иногда Иванцов супруге и тотчас раскаивался, потому что Александра Петровна обижалась и начинала вспоминать все невзгоды, трудности и лишения, какие пришлось ей пережить, и упрекала мужа в невнимании к дому: «Ты все летаешь по своим сборам да соревнованиям, тебе и горя мало, а на мне и дом, и ребенок, и работа…»

Возразить было нечего: Иванцов действительно часто был в отъезде, и все домашние заботы ложились на плечи жены. И работу она не бросала, потому что зарабатывал тренер Иванцов не такие уж большие деньги.

Надо отдать ей должное, Александра Петровна никогда не упрекала мужа за то, что он в свое время променял солидную специальность электротехника на беспокойную тренерскую работу. И сам Иванцов ни разу не пожалел, хотя приходилось ему иной раз солоно. Сменил он не один город и не одно спортивное общество — то жилья приличного не было, то с начальством не уживался, то сманивали его куда-нибудь, суля златые горы. В общем, поездил, помыкался Иванцов, пока не осел на Кубани. Здесь прижился: и он к людям привык, и люди к нему привыкли. И дело пошло лучше, чем где бы то ни было, — то ли опыт накопился, то ли оттого, что перестал мотаться с места на место. За последние шесть-семь лет несколько питомцев его хорошо зарекомендовали себя на всесоюзном ринге. Иванцова знали в Москве, и уже не казалась ему чересчур дерзкой думка о том, что его ученик станет чемпионом Европы, а там, глядишь, и чемпионом Олимпийских игр.

В свое время Иванцов был неплохим боксером. В знаменитые не вышел, чего-то не было в нем — отрешенности от всего другого, что ли, но в десятку лучших несколько лет входил и ринг знал хорошо. Оп искренне разделял мнение, что тренер, который сам не поднимался выше второго разряда, мастера не подготовит, как бы ни подковывали того тренера теоретически. Однако из этого не следует, что был Иван Филиппович ретроградом. Новшествам он не сопротивлялся, смягчение правил бокса приветствовал, хотя и был в глубине души убежден: техника техникой, но без хорошо поставленного удара на ринг, особенно международный, выходить бесполезно. Бокс есть бокс.